Дмитрий Казаков - Сердце Пламени

— Ты хочешь, чтобы я начал схватку за свое наследство? Но я не отказываюсь от этого. Вот только верну то, что принадлежало моим предкам, и тогда…

— Забудь об этой вещи! — прошипел чужак, и Олену почудился шорох снежинок, с серого неба оседающих на замороженную землю. — В битву нужно вступить сейчас! Немедленно! Что грезить о могуществе прошлого, если можно обрести его в настоящем? И ты…

— Корни и листья, рыбоглазый, ты для начала хотя бы сказал, кто ты такой? — Саттия, по обыкновению, влезла в разговор. — А то выскакиваешь из кустов, словно разбойник и…

Чужак бросил на нее мимолетный взгляд. Девушка, не боявшаяся никого и ничего, осеклась.

— О каком могуществе ты говоришь? — спросил Олен. — И на самом деле, хотелось бы знать, кто ты такой?

— Истинная сила укрыта в той вещи, что ты носишь на поясе, — белоглазый поднял руку, указал на ледяной клинок. — Достаточно дать ей свободу, и она приведет тебя к победам, — голос перешел в неразборчивый вой, фигура размазалась, превратившись в нечто вроде снежного вихря. Но через мгновение чужак вернул себе прежний облик, — ты захватишь весь мир!

— А зачем он мне? — Олен неожиданно почувствовал, что замерз. — Уничтожить того, кто убил моих родителей — это возможно. Но воевать за власть над Алионом, убивать ради этого? Ни за что!

— Ты глупее, чем я думал, — на лице белоглазого появилась досада. — Если бы не подсказки и помощь, добрался бы ты до Камня Памяти? Нет, никогда! Харугот уничтожил бы тебя! И даже когда ты свернул с истинного пути, я всего лишь попытался тебя остановить, а не стал убивать!

— Вот чьих рук дело — и речной волк, и лед на Дейне, — сердито проговорил Бенеш. — А я-то думал…

Под взглядом чужака и он замолчал, кровь отхлынула от лица ученика мага, он стал белым, как утопленник.

— Может быть, ты станешь умнее, узнав, кто я? — сказал белоглазый задумчиво. — Слушай. Мироздание похоже на котел, и миры внутри него — кружащиеся в танце пузырьки. Алион — всего лишь один из них. Сверху котел прикрыт ледяной крышкой, ее именуют Нижней Стороной. Дно котла из огня, но его называют Верхней Стороной. И миры плавают между ними. Новорожденный мир, пустой и легкий, взмывает вверх, где обмерзает, тяжелеет и начинает опускаться. Когда оказывается близко ко дну, то пламя выжигает лишнюю тяжесть и…

Он вскинул голову и где-то у северного горизонта, точно в ответ на это движение, прогрохотал гром. Из гущи облаков вынырнуло нечто крылатое, стремительное, начало быстро приближаться.

— Еще этого не хватало… — чужак снова превратился в белый столб, ринулся в сторону от дороги. Затрещали кусты и деревья, осталась на земле дорожка из инея.

Огромный дракон, блестящий, точно облитый золотом, круто повернул, метнулся вслед белоглазому. Захлопали крылья размером с парус, зубастая пасть исторгла бешеный рев, а за ним — струю белоснежного, с алой окантовкой пламени. Затрещало, в небо поднялся дым. Лошади забеспокоились, мул гнома нервно зашевелил ушами. Только Рыжий, наоборот, опустил шерсть на загривке и принялся умываться, как ни в чем не бывало.

Летающий ящер пошел низко-низко над деревьями, ворочая башкой на длинной шее.

— Надо было убить его еще тогда, в лесу, — проговорила Саттия кровожадно. — Зря вы меня не послушали!

— Если я все правильно понял, — Бенеш почесал в затылке, — то у нас ничего не получилось бы.

— Ладно, поехали, поболтать можно и на ходу, — Саттия тронула поводья, Чайка сдвинулась с места. За ней пошли другие лошади, мул зашевелил ногами, оцилан гордо задрал хвост и побежал вперед.

— Я что, сплю? — спросил Гундихар, накручивая на палец пряди бороды. — Сначала этот тип, потом дракон… Что вообще происходит, укуси меня Аркуд?

— Долго рассказывать, — покачал головой Олен.

— Нет уж, вы расскажите. Раз я связался с вами… И не отстану, не надейтесь! Чего там этот тип нес про судьбу, наследство и прочее?

Олен в растерянности покосился на спутников. С одной стороны, рассказывать не хотелось — больно уж болтлив гном. А молчать — не совсем честно по отношению к тому, кто делит с тобой все тяготы похода. Но Саттия лишь пожала плечами — мол, сам решай. А Бенеш, глядевший в ту сторону, где дракон кружил над лесом и изрыгал пламя, вовсе не заметил, что другу нужна помощь.

— Ну так что? — Гундихар, судя по решительному выражению на физиономии, отставать не собирался.

— Слушай, — Олен сдался и коротко рассказал свою историю — от нападения Чернокрылых на Заячий Скок до бегства из Золотого замка.

— Точно сплю, не быть мне внуком собственной бабушки! — глаза у гнома сделали попытку вылезти на лоб. — Это так немыслимо, что я тебе верю! Да и все эти странности, что были на Дейне, иначе не объяснишь! Ну ничего себе! Ха-ха! Наследник императорского трона! Ну надо же?

Он бормотал что-то до самого вечера, пыхтел и сопел, время от времени издавал бессвязные восклицания. Олен терпел, понимая, что свыкнуться с такой новостью очень непросто.

А на следующий день все вошло в норму. Гундихар вновь стал обычным — наглым, веселым и болтливым. Дорога выбралась из болот в более сухие места и повела на восток. Еще через два дня, в пределах графства Магит, след вместе с ней повернул на юг. Остался позади Дейн, ползающий от берега к берегу паром, начались обжитые земли, сплошь поля, селения и замки.

Ночевали путешественники большей частью в крестьянских домах, иногда в лесу. Постоялые дворы попадались очень редко. На чужаков местные жители глядели с изумлением, но неприязни не проявляли. Наоборот, от их радушия можно было запросто умереть.

На горизонте темнели Опорные горы, те самые хребты, за которыми, по преданию, спит Безымянный. Они притягивали взгляды, и всякий раз, когда над ними поднималось солнце, казалось, что горы охвачены неистовой силы пожаром. Закат окрашивал склоны в розовый цвет, заставлял ледники на вершинах сверкать.

Месяц грозень, оправдывая имя, «радовал» частыми дождями и бурями. Ветер с юга или с запада приносил тяжелые сизые облака, и они щедро изливали наземь влагу. Рычал гром, колотили молнии. Но это было самой крупной неприятностью, с какой путешественники имели дело. Разбойники в этих местах не встречались, хозяева замков не спешили грабить путников. Никто не нападал, и оружие пускалось в дело лишь на привалах, когда Саттии или Гундихару хотелось размяться.

Жуткие сны и неприятные видения не смущали душу Олена, знойная равнина не возвращалась. Чужие памяти вели себя тихо, почти не напоминали о себе, нервировала только холодность Саттии. Та держалась так отстраненно, словно не было ни скачки по Великому лесу, ни ночи в Безарионе, ни всего остального, будто они познакомились вчера.