Крис Вудинг - Элайзабел Крэй и Темное Братство

Члены Братства, собравшиеся нынче в особняке Пайка, ждали, когда же он наконец объяснит, что случилось. И почему его обещание осталось невыполненным. Почему до сих пор не обрели власть боги, которым все они поклонялись?

Но вот по рядам гостей пробежал шепоток, все разговоры разом стихли: Пайк взбежал по винтовой лестнице, одной из двух, расположенных симметрично по обеим сторонам большого зала и поднимавшихся к небольшому балкону наверху, откуда две тяжелые дубовые двери вели на второй этаж. Пайк остановился посередине балкона и облокотился на резные тиковые перила. Прежде чем заговорить, он обвел взглядом обращенные к нему лица всей конгрегации, на которых читался невысказанный вопрос.

Майкрафт так и остался стоять рядом с Блейком. Американец улыбнулся ему фальшиво-приторной улыбкой.

— Я вижу, что часть наших собратьев предпочла остаться дома, отклонив мое приглашение, — с упреком произнес Пайк.

Он занимал в организации слишком высокое положение, чтобы тратить время на церемонию представления и вступительные слова. Собравшиеся стали нервно оглядываться по сторонам, многие что-то вполголоса бормотали. Всем было любопытно, кто именно отсутствует, и приятно от сознания собственного превосходства перед ними. Но Пайк не дал им времени насладиться этим чувством.

— Я не намерен до самого ужина держать вас в неведении касательно случившегося, — сказал он, отстраняясь от перил балкона и вперяя в некоторые из лиц свой пронзительный взгляд. — Многим пришлось проделать немалый путь из отдаленных мест, куда они загодя перебрались. Те же из вас, кто решил остаться в Лондоне, провели в дороге куда меньше времени. Вера и верность всегда бывают вознаграждены.

Он сопроводил эти слова холодной улыбкой. Ни для кого не было секретом, что Пайк с легким презрением относился к тем из членов Братства, кто в преддверии надвигавшегося катаклизма предпочел унести ноги из столицы. Лондон должен был стать эпицентром событий, которые послужили бы утверждению господствующих позиций организации, и самые осторожные из числа посвященных — или, как называл их Пайк, ненадежные маловеры — опасались оставаться там, где того и гляди разразится пожар невиданной силы, предпочитая вначале осторожно приблизиться к пламени и убедиться, что оно их не обожжет.

— Шакх-морг должен был быть завершен еще вчера. И первые признаки нашей близкой победы уже были бы налицо. Вас всех тревожит сейчас одно: почему этого не случилось? Из-за чего все сорвалось? Вот вопрос, который вы желали бы мне задать.

У большинства гостей вид был несколько виноватый, хотя собрались они здесь по личному приглашению Пайка и вправе были ожидать его объяснений. Кюриен Блейк рассматривал ногти на своей левой руке.

— В таком случае, позвольте мне вас просветить относительно случившегося, — продолжал Пайк. — Вчера вечером последняя насильственная смерть в цепи шакх-морга была предотвращена посредством вмешательства посторонних сил. А точнее, охотников за нечистью.

В зале раздались возгласы, шепотки, вскрики. Пайк дождался, пока все голоса стихнут, и веско добавил:

— Но тем не менее нашему посланнику удалось смертельно ранить жертву. К сожалению, она до сих пор жива. Хотя это всего лишь вопрос времени. Когда она испустит дух, шакх-морг будет полностью воплощен, и это послужит началом первой стадии нашего действа. Отсрочка, смею вас заверить, будет недолгой. Лучшие врачи государства не в состоянии вернуть эту особу к жизни, даже если бы приложили к тому все усилия. А ведь таковые, смею заметить, почти в полном составе находятся сейчас в этом зале.

Гости отозвались на его шутку дружным смехом, и это общее веселье слегка разрядило ощутимо напряженную и нервозную атмосферу.

— Но есть еще одна причина, по которой я пригласил вас сегодня к себе, — сообщил Пайк, когда улеглись последние волны смеха. — Мне понадобится ваша помощь. Шесть десятков человек должны собраться нынче в час пополуночи для чтения Дистилляции Чендлера. Добровольцев попрошу подойти ко мне после ужина. Я дам им подробнейшие инструкции по части проведения этой церемонии.

«Нынче? — удивился Майкрафт. — Но это означает…» Он машинально повернулся к Блейку и вопросительно на него взглянул. Американец самодовольно ухмыльнулся, дотронувшись указательным и средним пальцами до полей своей шляпы.

Будь проклят этот душегуб, до чего же Майкрафт его ненавидел!

Комната с низким потолком была огромной, квадратной, грязной и обшарпанной. Голые каменные стены были покрыты трещинами и причудливыми рисунками. Отсветы костра заставляли плясать по стенам узкие заостренные тени, похожие на кинжалы и кривые сабли. Жара и духота стояли невыносимые, остро пахло потом и кровью. Хаотично разбросанные по стенам и потолку изображения магических символов — переплетавшихся алых линий, оккультных знаков, контуров каких-то фантастических зверей — уподобляли помещение чудовищной утробе, испещренной сгустками засохшей крови.

Комнату заполняли люди в зеркальных масках. Малиновые рясы, капюшоны над овальными зеркалами, скрывавшими лица. В каждом из зеркал под капюшоном каждого из членов секты отражалась вся комната — тлеющие угли костра, рисунки на потрескавшихся стенах, фигуры в малиновых рясах. Они что-то читали нараспев, и звуки чужого гортанного языка терзали слух и наполняли душу ужасом. Над огнем был установлен большой решетчатый куб, в середине которого в некоем подобии гамака из толстых веревок, потемневших от бесчисленных изображений магических знаков, висела Элайзабел Крэй — словно мошка в паутине.

Взгляд девушки безостановочно блуждал по комнате, натыкаясь то на зеркала, то на зловещие рисунки. Пот тек с нее ручьями, и Элайзабел казалось, что еще немного, и все ее тело растает, как воск. В венах ее вместе с током крови циркулировал сильнодействующий наркотик, так что она почти не отдавала себе отчета в происходящем, не помнила, как она здесь очутилась, и вряд ли была бы в состоянии назвать собственное имя.

Монотонное бормотание стало громче и отрывистей, звуки его нестерпимо резали слух. На решетке под гамаком стояла широкая металлическая лохань, куда стекал пот, насквозь пропитавший тонкую белую рубаху, в которую была одета девушка, и сочившийся вниз. Горло Элайзабел пересохло, губы потрескались, намокшие спутанные волосы облепили голову и шею. Из груди у нее вырывалось тяжелое, прерывистое дыхание. Она ничего не помнила, ничего не знала, она чувствовала только, что вокруг творится что-то странное, и изнемогала от жары. Она была словно младенец, озадаченно взирающий на новый для него мир и всецело отдающий себя на милость окружающих.