Constance_Ice - Гарри Поттер и келья алхимика. Главы 1-8.

Прозвучало двусмысленно, и оба это поняли. Они не забыли о том, как в шестом классе целовались в подземельях за покосившейся статуей Василия Валентина. Измученный бесконечной жаркой весной и собственным телом, нескладным, не желающим слушаться и всякий раз болезненно реагирующим на ее присутствие рядом, он в тот день не выдержал. Встретив ее в коридоре одну, он стремительно прижал ее к стене и начал остервенело целовать, пока у него в легких не закончился воздух, и ему не пришлось отстраниться, хрипло дыша. Только тогда он осознал, что она почему-то не сопротивляется, а продолжает цепляться дрожащими пальцами за воротник его мантии, прикусив окровавленную распухшую губу. В ее взгляде не было растерянности или удивления, только слепое желание, и его страшно потрясло, что не только он, оказывается, может испытывать подобные чувства. Но в глубоко посаженных зеленых глазах он внезапно увидел свое отражение – взъерошенный подросток с нервно сжатыми кулаками, скуластый, с тонкой птичьей шеей и чернильным пятном на щеке – и его почти скрутило от ненависти к себе за то, что они так непохожи. За то, что он – урод, а она – самая красивая девчонка в школе! И он позорно сбежал, стараясь не оглядываться. Он знал: если она позовет его, он не выдержит и вернется, и тогда сам Мерлин не удержит его от того, чего она – она! – не заслуживает. С таким, как он? Это же просто отвратительно.

В тот же вечер за ужином он нарочито небрежно сказал какую-то грязную двусмысленность, явно намекая на нее. Он видел, что Блэк за соседним столом внимательно слушает похабное хихиканье других слизеринцев, и его удивило, что этот импульсивный гриффиндорец не врезал ему тут же, не стесняясь присутствия его однокашников и маячивших на горизонте учителей. Но, видимо, он недооценил его. Блэк не стал медлить с расплатой и в компании таких же отморозков из Гриффиндора подстерег его вечером в душевой. После часовой "беседы" ему пришлось провести неделю в изоляторе со сломанной в трех местах рукой, безнадежно разбитым носом и вывихнутой челюстью. Этот чисто гриффиндорский способ мести – без всяких проклятий, порч и сглазов – заставил его тогда в первый раз сильно задуматься о том, что же он в действительности представляет собой в этом мире. И прийти к выводу, что за неимением очевидных гриффиндорских талантов, ему придется расстаться с мыслью, что он сможет достичь чего-то, что его отец считал достойным. Ему это дорого обошлось. Разговор, состоявшийся вскоре после того, как решение целиком и полностью было осознано, он помнил до сих пор. Впрочем, возможно, его память так цепко впилась в эти события еще и потому, что вскоре после их беседы по школе поползли странные слухи: вечно взлохмаченный гриффиндорский очкарик не просто звезда квиддичной команды, а не больше не меньше как потомок самого Гриффиндора.

Он видел, что она ничего не забыла, но если уж решил воспользоваться по-слизерински нечестным приемом, надо идти до конца.

"Итак?" – вот. И бровь приподнять. Пусть думает, что он превращает все в шутку.

"Итак?"

Он ждал. Она подхватила сползшее полотенце и пожала плечами.

"Он был самым популярным приду… мажором в школе? Он подарил тебе самое дорогое зачарованное кольцо в Англии? Он обманом заставил тебя выпить любовное зелье?"

"Что до этого, то вряд ли", – рассмеялась она, вставая. В сумраке за тенями, которые бросал на стену горящий семисвечник, он видел, как она неторопливо собирала бинты. – "Сам знаешь, что его способности в Зельеделии оставляли желать лучшего. Если бы не…"

"Если бы не твои конспекты, он никогда бы не сдал Т.Р.И.Т.О.Н.? Я в курсе".

"Не у всех такие же способности, как у тебя", – мягко заметила она, опускаясь в маленькое кресло напротив кровати.

"Как тебе хочется увести нашу беседу в сторону".

"Вовсе нет. Если тебе уж так приспичило устроить мне допрос, то знай – я согласилась выйти за него замуж, потому что он смешной".

"Что?!" – этого он никак не ожидал.

"Он умеет рассмешить меня. Больше никто не может заставить меня смеяться с таким удовольствием".

Удар ниже пояса. Собственную серьезность он всегда воспринимал, как уникальное достоинство.

"Клоун…"

"Не говори так. С ним на самом деле очень весело. Никогда не забуду, как на свадьбе он зачаровал бутылку шампанского, и она плясала канкан на столе среди бокалов", – она откинулась на спинку кресла, устало потянулась и улыбнулась, вспоминая. Ее улыбка резанула его по сердцу.

"Своими способностями к Трансфигурации он всегда умел пустить пыль в глаза", – проворчал он, искренне ненавидя себя за то, что лежит в его кровати, одетый в его одежду, а напротив сидит его жена, которую он сам заставил объяснять, почему ее муж такой отличный парень. Это было невыносимо, и в то же время – правильно.

Он комкал край одеяла и весь кипел, считая про себя капли дождя, стучавшие в окно, а она невидяще смотрела в темноту, не чувствуя, что бессмысленно улыбается. Как ему объяснить, что это – другое? Рассказать о том, как они встречались на каникулах, и каждое утро он левитировал ей в окно букет цветов? Как по вечерам они бегали в кино, смотрели "Челюсти", "Звездные войны" и другую магловскую ерунду. Как он передразнивал супергероев и смеялся над картонными акулами. Как они ели попкорн и конфеты, сидя на последнем ряду, он бросал разноцветные бумажки в экран, а потом целовал ее, и его дыхание пахло так же сладко, как те липкие шоколадки, а она таяла, потому что… потому что ей никогда не было так спокойно. Как он строил рожи, рассказывал ей анекдоты и до истерики доводил их соседей своими штучками, а когда однажды смотритель кинозала попытался выставить его вон, он наложил на него Таранталлегру. Как по ночам он бросал ей в окно горсть песку, и она вылезала к нему через крышу флигеля. Как они ходили в парк, лежали на траве и смотрели на звезды. Она была счастлива тогда? Да.

"Ты счастлива", – прозвучало почти как обвинение, но она этого не заметила и вновь расплылась в бездумной улыбке.

"Почему бы и нет?"

"Не понимаю", – сухо заметил он, по привычке пожимая плечами и морщась; этот жест все еще вызывал боль. – "Как может такой безбашенный идиот, которому лень пошевелить собственными мозгами, чтобы понять, что им манипулируют, сделать женщину счастливой. Особенно такую, как ты".

"Не надо, перестань", – она смотрела на него с сочувствием, точно на обиженного ребенка. – "Может быть, он и плохо разбирается в людях. Но он еще и надежный, понимаешь?"

"Теперь понимаю", – он поморщился и неловко заерзал под одеялом. – "Ты просто не смогла устоять перед напором такого бездонного очарования".

"Тебе плохо", – забеспокоилась она.

"Нет", – кратко оборвал он ее, даже не беспокоясь о том, что она заметит сарказм в его голосе. – "Мне очень хорошо, поверь", – он подергал повязку, смутно надеясь, что бинт затянут некрепко, и он сможет съязвить что-нибудь на этот счет. – "Особенно теперь, когда я узнал, что о нем есть, кому позаботиться. За него уже можно не беспокоиться".