Марианна Алферова - Небесная тропа

— Ну и… — повторил ЭРик.

— Что прикажешь мне делать, а?

Он тоже рассмеялся. Они хохотали наперебой, катаясь по дивану, пихая друг друга локтями, как это могут делать только два беззаботных юных существа.

Танчо прекратила смеяться первой. Ее глаза встретились с глазами ЭРика. Удивительные все же у него глаза — зеленые, со светлыми, будто светящимися ореолами вокруг зрачков.

Он тоже перестал смеяться и придвинулся к ней. Она отвернулась, стиснула ладонями бархатную обивку дивана. Ворохом осенних листьев пронеслись в мозгу какие-то обрывки… Она что-то хотела спросить, не у него — у себя.

«Ах да! Желаю ли я его любить? Ха-ха, как он прав! Я — отдельно, желания — отдельно. Как муха от котлеты».

— ЭРик, скажи, что все это обман — то, что ты говорил обо мне, взмолилась Танчо. — Что ты все это выдумал.

— Я не умею обманывать, — прошептал ЭРик, — даже то, что я придумываю — правда. — И он коснулся губами ее рта.

В ответ она обвила его руками за шею и прижалась к его телу. В это мгновение душа ее вновь разделилась: одна половина Танчо стремилась навстречу ЭРику, другая больше всего хотела убежать. Одна половина ее существа предлагала вторую, как сводня продает жертву. Танчо-первая, жадно приоткрыв губы, отвечала на поцелуй, Танчо-вторая в последний момент попыталась оттолкнуть ЭРика.

Обескураженный ее сопротивлением, он отстранился и взглянул ей в лицо. Глаза его потемнели, сделались почти черными.

— Я — твоя, — прошептала Танчо-первая, прежде чем Танчо-вторая успела выкрикнуть свое обычное «нет».

Он забылся на несколько минут глубоким сном, будто прыгнул в пропасть. Но даже сквозь эту неодолимую толщу пришло ощущение беды. Сон не отпускал его, затягивая назад арканом. Он отбивался от сна, как от чудовища, утаскивая добычу в пещеру.

Наконец он открыл глаза, все еще продолжая спать. Руки его, как руки слепого, шарили вокруг. Пальцы нащупали тонкую, безвольно откинутую руку Танчо, скользнули по ее плечу к шее. Кожа была шелковистой и теплой. Но что-то неуловимо изменилось. Он стиснул ее запястье и не ощутил биения крови. Он попытался нащупать пульс на шее — опять ничего. Тогда он взвыл по-звериному, и сон, испугавшись, наконец отлетел, а ЭРик остался сидеть на диване с широко раскрытыми глазами. Подле него лежала Танчо. Он наклонился к самому ее лицу, пытаясь уловить дыхание, но ничего не ощутил. Он соскочил с дивана, схватил Танину сумочку и высыпал содержимое на палас. Чертыхаясь, разгреб бесчисленные безделушки, в ярости оттолкнул металлическую коробку, найденную в квартире Милослава, и наконец схватил то, что искал, маленькое зеркальце. Мгновение он стоял, боясь решиться, потом тряхнул головой, шагнул к дивану и приложил зеркальце к губам девушки. Поверхность осталась незамутненной. Сомнений не было — она не дышала. Несколько минут он стоял неподвижно, глядя на нее, не в силах пошевелиться. Прежде, живая, она казалась ему совершенством. Теперь он видел красивую сломанную куклу.

Он огляделся кругом, будто надеялся отыскать разгадку ее смерти. Посмотрел на свое нагое тело. Он сам убил ее? Задушил во сне? Он, воскресший из мертвых, сам того не подозревая, выпил ее жизнь? Он метался между бесчисленными вопросами, как зверь между прутьями клетки. Мысль вызвать «скорую» мелькнула и исчезла — он знал, что никакая «скорая» ей не поможет. И тут взгляд его вновь упал на найденный талисман. Вот же он, ответ! ЭРик поспешно оделся и шагнул к окну. Он знал, что его ждут.

Белоголовый стоял там, внизу, во дворе, возле мусорного бака, и, едва ЭРик выглянул наружу, приглашающе махнул рукой. Фарн по-прежнему опережал его на шаг. ЭРик поднял талисман, который прежде в ярости оттолкнул, и сунул за пазуху. Взял со стола пачку сигарет и положил в карман. Потом сдернул с кресла плед и накрыл обнаженное тело Танчо. Он наклонился, хотел поцеловать ее в губы, но передумал — что если она все еще чувствует? Ей может быть неприятно, если он поцелует ее мертвую после того, как целовал живую.

— Мертвую, — повторил он вслух, не позволяя себе понять смысл этого слова. Он не должен поддаваться отчаянию! Иначе ничего не сможет сделать для нее.

Он вышел из комнаты и увидел, что входная дверь открывается. В прихожую ввалился господин Белкин собственной персоной, следом — Ирина, и наконец — Тимошевич.

— А, вот ты где! — заорал Белкин. — Где Танчо?

— У себя в комнате, — совершенно ровным голосом отвечал ЭРик. — Она умерла.

— Что?! — Белкин опешил.

Ирина ахнула и схватилась за грудь.

— Если я что-нибудь могу сделать, я для нее сделаю. — Отстранив Белкина, ЭРик шагнул к двери.

— Тимош, держи его! — крикнул Белкин.

Но Тимошевич и без подсказки вытащил «Макаров», направил его в голову ЭРику и прошипел сквозь зубы:

— Ни с места.

— Это глупо. — ЭРик развернулся и неуловимым по быстроте движением выхватил из рук Тимошевича пистолет.

— Не люблю, когда в меня тычут оружием. — Он стиснул пистолет в ладони с такой силой, что тот превратился в бесформенный серый комок, похожий на кусок пластилина. — Особенно огнестрельным, — уточнил ЭРик и швырнул комок в угол.

Все стояли, не двигаясь и, кажется, не дыша. Желание задержать гостя улетучилось.

Когда ЭРик выскочил во двор, Фарн по-прежнему стоял возле мусорного бака и улыбался улыбкой победителя.

— Верни ее к жизни! — потребовал ЭРик, глядя на белоголового с ненавистью.

— Ты должен исполнить мое желание, как все исполняют мои желания, хотят они того, или нет.

— Что тебе надо?

— Талисман.

— А если я не отдам его?

— И не надо. Мы прокатимся на твоем прекрасном трамвайчике в прошлое, и талисман сам собою исчезнет. Только и всего.

— И ты вернешь Танчо к жизни?

— Я скажу, как это сделать. Соглашайся. У тебя нет выхода. Если тело Танчо отправят на вскрытие, то в крови обнаружат повышенное содержание наркотических веществ. Так что следствию ничего не стоит будет доказать, что ты сначала напичкал ее наркотиками, потом изнасиловал и убил. И все поверят. Даже мама Оля. И Танчо, к сожалению, не сможет тебе помочь: потому что ее выпотрошат, как цыпленка, и зашьют.

— Мерзавец! Это ты напоил ее отравой, после того как замочил тех двоих.

— Не надо эмоций. Служи мне, и ты получишь все, что желаешь. И даже чуть-чуть больше.

Трамвай качало на перегонах так, что, казалось, он сейчас сорвется с монорельса. Вагон был старинный — с потемневшими деревянными скамьями вдоль стен, с ручками, свисающими с потолка на кожаных петлях. Пол в синюю шашечку. Странный пол для трамвая, скорее уж подходит для какой-нибудь бани. ЭРик сел на скамью. Фарн — напротив него.

— Да, парень, ты вляпался, — усмехнулся Фарн. — Как только ты назвался ЭРиком Крутицким, талисман начал светиться. Это пожелание самого штабс-капитана: мой внук оживит талисман. О, человеческая наивность! Он почему-то рассчитал, что к тому времени, как появится на свет внук, режим квакнется. Ха-ха! Вместо этого система пожрала его собственного внука. Ну, скажи на милость, зачем ты в это влез? Что тебе нужно? Деньги? Квартира?