Марианна Алферова - Небесная тропа

— Не знаю, — развела руками Ольга Михайловна.

— Не знаете… — повторил штабс-капитан. — Что же делать? Я должен передать ему клинок. — Он задумался на мгновение. — Ну что ж, тогда остается только одно. — Он подмигнул Ольге Михайловне. — Сесть в трамвай. ЭРик там непременно появится. — Штабс-капитан, небрежно опираясь на трость, направился к выходу.

— Так кем ты мне приходишься? — Танчо уселась в обитое лазурным бархатом кресло и по своему обыкновению закинула ногу на ногу.

ЭРик не спешил отвечать. Он лежал на диване, сложив руки на груди, как покойник, и закрыв глаза. Так к нему быстрее возвращались силы. Танчо увела его с площади и привела сюда, к себе домой. Но он не помнил, как они добирались, о чем говорили, и говорили ли вообще? Прошло меньше двенадцати часов с того мгновения, как он воскрес в комнате Анастасии и увидел потолок, усеянный золотыми звездами. С тех пор миновала целая жизнь, в которой было все, что должно быть в жизни: любовь, опасность и открытия. И главное, в этой краткой и одновременно безумно долгой жизни он успел испытать себя. И этим испытанием остался доволен.

— Получается, что ты — двоюродный брат моей матери, — продолжала рассуждать Танчо. — Значит, я — твоя двоюродная племянница. Так, что ли?

— Вроде того, — отвечал ЭРик, по-прежнему лежа неподвижно и не открывая глаз.

Он чувствовал приятное покалывание во всем теле, будто невидимые руки растирали кожу грубой тканью.

— Жрать хочешь? — поинтересовалась не слишком вежливо Танчо.

— Ага, переброс отнимает слишком много энергии.

Он улыбнулся про себя: именно эти слова он говорил маме Оле, описывая вымышленное путешествие. Теперь же, посетив параллельный мир и вернувшись обратно, из подлинного путешествия, он чувствовал себя совершенно выжатым. Занятно получается! Он сначала придумывает свою жизнь, а потом ее проживает. Хорошо, что не наоборот.

— Пойду, посмотрю, что есть в холодильнике. — Танчо поднялась.

— Поскорее.

— Умираешь с голоду?

— Вроде того. — На самом деле он имел в виду совершенно иное.

Ни с кем ему прежде не было так хорошо. Он чувствовал себя НЕУЯЗВИМЫМ. Это слово отражало всю сложность его переживаний — оно включало нежность, любование, восхищение, влечение, жажду ответного чувства. Оно наполняло его сердце, а не опустошало. В этом было что-то новое. Раньше он не думал, что такое возможно. Раньше… Разве у него было, с чем сравнивать? Несколько случек, гасящих острые приступы желания, да еще роман с одноклассницей непрерывная ссора с мини-репризами в постели.

Вернулась Танчо с подносом.

— Ветчина, сыр, заливное — все, что нашла.

— Не так плохо, — улыбнулся ЭРик. К обилию деликатесов он не привык.

ЭРик наконец поднялся. Окинул взглядом Танину комнату. Обычная современная мебель, шкафы из ДСП, обитые ярким бархатом кресла, тюлевые турецкие гардины. Не комната, а декорация современного спектакля в дешевом театрике. Можно на такой сцене поставить что-нибудь оригинальное? Все вокруг типичное: паркет, палас и книжные полки. Ну разве что кульман и письменный стол несколько диссонируют — ненужные атрибуты деловитости в уютном девичьем гнездышке. Да еще картина на стене — полуразрушенная церковь, мутный силуэт на мутно-сером фоне, чувство и талант без должного наличия мастерства.

Танчо перехватила его взгляд и сообщила горделиво:

— Я купила это на выставке.

ЭРик кивнул. Он все время смотрел на картину, пока ел. Потом Танчо достала сигареты, и они закурили.

— Что ты думаешь о сегодняшних событиях? — спросил ЭРик.

— Мы сами пожелали во все это вляпаться. Ты же говорил: все зависит от выбора пути. Мы свернули направо там, где обычные люди сворачивают налево.

ЭРик помолчал, наблюдая, как синие кольца дыма уплывают в окно.

— Ты начинаешь думать, как я.

Танчо надменно вскинула голову.

— Если не считать встречи на лестнице, то мы с тобой познакомились только вчера. Не слишком переоценивай свою персону

— Не надо меня унижать, тебе это не делает чести. Рик вчера и ЭРик сегодня — не одно и то же, — сказал он с гордостью и грустью одновременно.

Он открывался перед ней, заведомо не желая защищаться от ее колких нападок. Это обезоруживало. Она смутилась.

— Фарн сказал, что убил тебя, а ты вновь воскрес. Это так? — Это был вопрос и завуалированное извинение — одновременно.

Он кивнул. И показал тонкий, едва приметный круговой шрам на руке и на шее. Скоро они станут совсем не видны.

— Ты что-нибудь видел, пока был мертвым?

— Свое детство. Из первой жизни. Темная, промерзшая комната. Окно, завешанное тряпками. Светильник на столе. Мама называла его моргасиком. Это консервная банка, в нее налито немного керосина, и в нем плавает фитиль на проволочке. Он горит, почти не давая света. В черноте ночи — крошечная красная точка. Будто кто-то проковырял дырочку в листе черной бумаги. Я сижу на кроватке с веревочной сеткой, закутанный в пуховые платки с головы до ног, а в руке у меня кусок черного сухаря. А мама Оля топит буржуйку.

— Господи, у тебя две жизни теперь. Тебе не кажется, что ты раздваиваешься?

— Нет, — ни на миг не задумываясь, отвечал ЭРик. — Видишь ли, мне удалось сделать такое, чем я горжусь. Раньше я был неопределенно-аморфным, но теперь во мне есть нечто неколебимое, от чего я могу оттолкнуться.

Танчо вздохнула:

— Как бы я хотела сказать такое о себе.

— Слово «хочу» все объясняет.

— Не поняла!

— Ты такая, какой хочешь казаться. Ты не любишь, а желаешь любить. Ты хочешь быть смелой — и никого не боишься. Пожелаешь казаться дерзкой ошеломишь. Когда захочешь быть доброй — помогаешь всем, кто просит и кто не просит вовсе.

Танчо открыла рот, хотела возразить, но не могла. Чувство было такое, будто ее ударили кулаком в солнечное сплетение — воздуха не хватало, комната плыла перед глазами.

— При таком характере, — продолжал ЭРик, — все зависит от того, каковы желания человека. Ты можешь добиться, чего угодно — только пожелай.

— Нет, так нельзя! — замотала головой Танчо. — Ты будто «шпору» вытащил и прочел. Ведь каждый в себе тайну почитает. А ты вдруг в лицо шмяк.

Он наклонился к ней, пытаясь заглянуть в глаза.

— Ну что ты, я ведь не хотел тебя обидеть. Честно, не хотел. Я-то знаю, как тяжело, когда сам себя не понимаешь. Короче, думал, скажу… — Он осекся. Потому что увидел, что она смеется. — Ты что?!

— Ничего. Просто вспомнила слова Лешки — это парень из нашей группы. Он любит повторять: «Если найдется человек, который меня поймет, я поступлю так: если это девчонка — я на ней женюсь, если парень — постараюсь с ним больше не встречаться». Ну и… — Она опять расхохоталась.