Владимир Лосев - Месть Демона

До ближайшего продуктового магазина добрался довольно быстро, так и не увидев Костю и близнецов. Открывая стеклянную дверь, почему-то с грустью подумал о том, что если у них войдет в привычку стучать ногами в мою дверь по ночам, то кончиться это может для меня очень плохо.

Конечно, сейчас не советские времена, прорабатывать на профсоюзном собрании не будут, но приход участкового мне обеспечен, а, следовательно, и штраф, который вероятнее всего оплатить не смогу, и буду иметь различного рода неприятности с властью.

А бандиты, если меня поймают на улице, просто убьют. Я поднял глаза на небо с белыми барашками облаков, на желтый слепящий диск солнца, зажмурился и тяжело вздохнул. Почему-то мне показалось, что неприятности снова собираются за моей спиной, как темные тучи на горизонте…

В магазине купил хлеба, молока, колбасы и сыра, и на всякий случай — бутылку водки. Спиртного дома никогда не держал, но, видимо, пришло время менять свои привычки, придется иметь его для самозащиты, чтобы выпускать из себя свое второе «я» в трудной безнадежной ситуации.

А что мне еще остается — неужели умирать?

Еще раз вздохнув, уныло побрел домой, шаркая ногами по асфальту. Что-то в последнее время чувствовал я себя совсем неважно, откуда-то в теле появилась усталость и слабость, хоть проснулся всего пару часов назад.

До дома дойти мне не удалось. Едва вывернул из переулка, как тут же заметил знакомую мне белую «семерку» с милицейскими номерами. Я немного подумал и решил спрятаться, а потом тихо смыться, но, оглянувшись, заметил одного из двух оперативников, что в прошлый раз меня так ловко приложил к бетону лестничной площадки.

Он злорадно ухмыльнулся и я понял, что мне не сбежать, обречено вздохнул и зашагал дальше. Оперативник шел сзади в паре шагов от меня, контролируя каждое движение.

Рядом со старушками на лавочке сидел мой школьный товарищ — лейтенант. Он показал мне постановление на обыск и мой арест, на что очень бурно, радостно и одобрительно прореагировали пенсионерки. Из машины вынырнул еще один оперативник, и мы все вместе, включая старушек, в качестве понятых, поднялись ко мне в квартиру.

Лейтенант на мое счастье большого рвения к обыску не проявил. Он видимо знал, что искать, и когда этого мне неведомого сразу обнаружить не удалось, стал сворачиваться. Тайник мой не нашли, хоть оперативники и были близки к его раскрытию.

Один из них залез на стул, внимательно осмотрел антресоль, даже зашуршал старыми газетами. Хорошо, что не догадался постучать по стенке, а вот тогда мне бы не избежать многих неприятных вопросов, и камеры.

Я вздохнул с облегчением. Лейтенант милостиво разрешил мне положить продукты в холодильник, неодобрительно оглядывая его заиндевелую пустоту.

— Если тебя отпустят, нам снова тебе продукты покупать?

— Снова собираетесь в засаду на меня?

— А кто знает?

— Тогда запасайтесь.

— Понятно, — вздохнул лейтенант. — Надеюсь, что тебя больше не выпустят…

После столь доброго пожелания мы все вместе пошли во двор, старушки снова расселись на скамейке, обсуждая увиденное, а меня засунули на заднее сиденье «семерки». На этот раз почему-то мне не надели наручники, но с двух сторон сели оперативники, и мы поехали. Увидев мой недоуменный взгляд, брошенный на свободные руки, лейтенант усмехнулся:

— Ты же никуда не убежишь, да и драться не будешь, если тебе не налить сто грамм. А их тебе никто не нальет, нам самим не хватает. Вот ждем приказ о выдаче наркомовских…

— Я что-то опять пропустил? Причем тут наркомовские? Неужели, война началась, а мне никто не сказал?

— Война началась и уже давно, — криво усмехнулся лейтенант. — Трупы так и сыплются на голову нашего отдела, один за другим, а сегодня упало даже три за ночь. Чем не война? Подняли рано утром, а когда разрешат уйти домой неизвестно.

Мне не понравились слова лейтенанта, что-то в них показалось мне неприятным, но обдумать это не удалось.

— Ты чего молчишь? — спросил лейтенант.

— Я тебя вроде ничем не обижал, когда учились вместе, да и сейчас тоже, а мог бы. Ты мне не очень нравился и в школе, потому что считал себя умнее всех. Сейчас-то наверно уже так не считаешь, или все еще мнишь себя гением?

— Я давно никем себя не считаю, — грустно усмехнулся я. — Жизнь все расставила по своим местам, ты вот стал милицейским лейтенантом, а я сторожем в детском саду. Какая разница, кем мы были в школе? Хочешь, чтобы признался в том, что неудачник?

— Обиделся?

— Я не обиделся, просто размышляю…

— О чем интересно?

— О том, в чем меня могут подозревать!

Ордер-то у тебя на руках настоящий! Осталось узнать, что на меня собираются повесить?

Вероятно, за то время, которое мы не виделись, что-то еще произошло? Может, расскажешь что-нибудь, или мне так и мучиться догадками до отдела?

— Я бы с удовольствием, но не имею права, — усмехнулся лейтенант. — Скоро сам все узнаешь. А ордер еще с прошлого задержания остался, так что ты не арестован, а задержан. — И… мне можно выйти?

На полном ходу? — лейтенант ухмыльнулся. — Попробовать-то, конечно, можешь, но я бы не советовал. Подожди немного. С тобой мой шеф поговорит и возможно отпустит. Прости, но иначе мы не можем. Работа у нас такая — все узнавать и проверять. Что произошло, не скажу, но кое-что, действительно, случилось за прошедшую ночь.

Машина лихо вписалась в небольшую прогалину между другими такими же машинами.

Лейтенант вывел меня из машины и повел в кабинет все того же старшего оперуполномоченного. Два других опера остались в машине.

Старший на этот раз был чисто выбрит, волосы приглажены, от него ощутимо несло дорогой парфюмерией, а глаза уже не казались такими злыми и мрачными, как в прошлый раз.

Он приглашающим жестом показал на одинокий стул, стоящий посередине кабинета. Стул подозреваемого. Я еще в прошлый раз заметил, что на него никто из оперативников не садится, даже если нет места. Предпочитают стоять. Примета у них такая есть, посидишь немного на таком стуле, и тебя посадят.

Может и правда, стоит показаться на таком стуле хорошему человеку, и он обязательно станет преступником?

Как видите, место главного подозреваемого по-прежнему остается для вас свободным, — произнес старший опер, глубокомысленно разглядывая бланк допроса, словно увидел его в первый раз. — Вы скоро сможете его занять прочно и окончательно, Максим Андреевич. Нам пора познакомиться по-настоящему и поговорить…

Еще одна примета. Старший опер не знакомится с теми, кто попадает в его кабинет случайно, чтобы не сглазить хорошего человека. Но если он знакомится с тобой, это говорит о том, что тебя по-настоящему подозревают. Такое знакомство даже хуже стула подозреваемого, хоть результат один и тот же. Я все эти приметы знал, все-таки с детства общался с разной шпаной.