Стивен Эриксон - Врата Смерти(пер. И.Иванова)

— Самка. Говорят, их внутренности хорошо помогают при горячке.

— У меня нет горячки.

Великан промолчал, однако Леом понял, что одной заботой у него стало больше. Тоблакай принял решение.

— Возьми с собой всю добычу, — сказал он великану. — Тебе пища нужнее, чем мне.

— Не шути, Леом. Ты просто не видишь себя со стороны. От тебя остались кожа да кости. Свои мышцы ты съел. Когда я гляжу на тебя, то под кожей просвечивает череп.

— Как бы там ни было, мой разум сохраняет ясность.

Тоблакай коротко рассмеялся.

— По-настоящему здоровый человек не стал бы говорить об этом с такой уверенностью. Разве ты забыл главную тайну Рараку? Безумие — одно из состояний ума.

— Это не тайна Рараку, а древнее сочинение под названием «Болтовня дурака», — возразил ему Леом.

В жарком, неподвижном воздухе что-то разительно переменилось. Сердце Леома начало колотиться быстрее.

Тоблакай выпрямился. Его могучие руки были перепачканы кровью ящерицы.

Оба, не сговариваясь, повернулись лицом к разрушенным башням. За белым саваном тела Шаик мелькнуло что-то черное. Вокруг столбов закружилась потревоженная пыль. В ней Драгоценными камнями замелькали искры.

— Что там происходит? — спросил тоблакай.

Леом кивком головы указал ему на священную книгу. Ее переплет блестел, словно книга вспотела. Воин шагнул к воротам.

Из-за пыльной завесы появилось двое путников. Они еле-еле брели, обнимая друг друга за плечи. Незнакомцы направлялись к телу Шаик.

«С мечом в руке и безрукой мудростью…»

Один из путников был стариком, другая — совсем молодой женщиной. Сердце так и прыгало в груди Леома. Он не сводил с нее глаз.

«Как она похожа на Шаик. От нее исходит нечто темное и угрожающее. Боль, из которой рождается гнев».

За спиной Леома загрохотали камни. Он обернулся и увидел коленопреклоненного тоблакая. Великан стоял, склонив голову.

Незнакомка вначале остановилась у савана с телом Шаик, затем подняла голову, заметив Леома и стоящего на коленях великана. Она замерла над телом пророчицы, а ее черные волосы поднялись, как бывает в грозу.

«Она моложе Шаик. Но внутри исполнена такого же огня. Как же я мог позволить себе усомниться?»

Леом опустился на одно колено.

— Ты возродилась, — сказал он.

Женщина негромко, но торжествующе засмеялась.

— Как видишь.

Леом заметил, что старик едва держится на ногах, а его одежда истлела до жалких лохмотьев.

— Помоги мне, — велела женщина, кивком головы указывая на своего спутника. — Только берегитесь его рук.

— А-а, собачья упряжка! — рявкнул матрос.

Голос у него был под стать спертому воздуху в трюме.

— Теперь эти слова превратились в проклятие, какого не пожелаешь даже врагу. Сколько их там, голодающих беженцев? Тридцать тысяч? Сорок? И конечно же, громче всех в этой ораве вопит знать. Бьюсь об заклад: Кольтен либо бросит их дожидаться Клобука, либо сам сгинет вместе с ними.

Калам молча водил ладонью по влажной обшивке трюма. Опять где-то течь! Назовите корабль «Затычкой», и он стократно оправдает свое название.

— Кольтен и не такое переживал, — сказал он матросу.

Тот скинул со спины тюк и выпрямился.

— Полюбуйся на это добро. Нравится? Все это забили в трюмы раньше, чем запасы воды и провианта. Корболо Дэм переметнулся к мятежникам, соединился с армией Камиста Рело. Сколько там солдат? Пятьдесят или шестьдесят тысяч. Теперь ему прямая дорога к берегам Ватара. Встанет там и еще племенами заслонится. Тогда уж виканскому псу точно конец.

Матрос постучал по обшитым парусиной ящикам.

— Тяжеленькие, будто золотом набиты… Думаю, так оно и есть. Не все слухи пустые. Аренский прыщ… здешний Железный кулак… он держит нос по ветру. Гляди: везде его печати. Торопится вывезти нахапанное… А иначе зачем бы с нами плыть имперскому казначею Арена?

— Может, оно и так, — равнодушно отозвался Калам, пытаясь найти себе место посуше.

— Я так понимаю: тебя на корабль конопатчик пристроил? Верно? Говорил: надо помочь человеку — местная баба его вконец задолбала. Рад поди, что концы обрубаешь? Так оно всегда. Только тесно здесь будет. Казначей с охраной да еще два надушенных хлыща.

— А эти еще откуда? — насторожился Калам.

— Один поднялся на борт только что. Внешне не прискребешься: учтивый, манеры так и прут. Но, как говорят, сколько розового масла в задницу не лей… Думаю, ты меня понял.

Калам усмехнулся.

«Не совсем, соленая ты душа, но кое о чем догадываюсь».

— Ну а второй что за гусь будет? — спросил он матроса.

— Скорее всего, той же породы. Я его даже и не видел. Поднялся на борт вместе с капитаном. Говорят, местных кровей. Может, ребята и врут. Мы-то сами в аренской кутузке сидели. Ну и порядочки у них. Не успели на берег сойти — караульные обступили. Скажи им то, скажи им это. Нашим обидно стало… поперли на них… Если б не капитан, нам бы сейчас каторжные работы светили за нападение на солдат доблестной малазанской армии.

— Где стояли в последний раз перед Ареном?

— В Фаларе. Красотки там, доложу тебе! Рыжие, рослые, как рот раскроют — такого наслушаешься. Да, веселое у нас там было времечко!

— А что привезли сюда?

— Оружие. Теперь будет валяться в здешнем арсенале, ждать, пока Тавора приплывет со своей флотилией. Нагрузили нас по самое пузо. Так из Анты и перли. Прибыльное это дельце — оружие возить.

— Смотрю, кораблю даже не дали постоять для толковой починки.

— А когда у них находится время? Спешка. Ты уж сделай, что сможешь.

Калам выпрямился, повернувшись лицом к матросу. Тусклый фонарь едва освещал его лицо.

— Извини, приятель, но ты меня спутал. Я вовсе не из тех, кого нанял конопатчик.

Матрос почесал затылок.

— А тогда кто?

Калам обтер руки о свой плащ.

— Я — второй надушенный хлыщ.

Матрос смущенно засопел.

— Ты уж прости меня, добрый господин. Лишку я сболтнул, — сбивчиво произнес он.

— Сам не люблю хлыщей, так что вполне тебя понимаю. Тебя удивляет, что это я полез в трюм обшивку щупать? Капитан мне рассказал, чем грешит ваша посудина. А я — человек предусмотрительный. Решил сам взглянуть.