Стивен Эриксон - Врата Смерти(пер. И.Иванова)

«Собачья упряжка» тоже получила пополнение, только не солдатами, а беженцами из Билана. Еле двигаясь, она приближалась к выходу из Ненот-одхана, где с юга к горизонту уходила цепь холмов. Дорога шла по единственно возможному месту — широкой долине давно пересохшей реки. Восточной границей долины служили Биланские холмы, а западной — Санифирские. Через семь лиг дорога выходила к Санимону — древнему кургану, огибала его и вступала в пределы Санит-одхана. Дальше она тянулась по Геленской равнине, Дожал-одхану и так — до самого Арена.

Кольтен предполагал, что враждебные племена встретят их у входа в Санимонскую долину. Но этого не случилось. Долина была пуста. «Собачья упряжка» казалась единственным признаком жизни в этих забытых богами местах. И только под самый вечер, когда с обеих сторон показались окаймляющие долину холмы, впереди появились очертания военных лагерей двух племен. Трегины и биларды решили дать сражение у выхода из Санимонской долины.

— Мы вымираем, — сказал Лулль, когда они с Дюкром шли к шатру командующего. — В самом прямом смысле. Я сегодня потерял одиннадцать солдат. У них от жажды распухли глотки, и туда перестал проходить воздух.

Лулль отогнал назойливую муху, вертящуюся возле его изуродованного лица.

— Я от пота уже плаваю внутри доспехов. Еще немного, и мы все станем похожи на тлан-имасов.

— Что-то я не понял аналогии, капитан.

— Я и не ждал, что вы поймете.

— Знаете, что пьют виканцы? Конскую мочу.

— Мои ребята тоже. А потом ржут во сне. Некоторые отравились и умерли.

Их обогнали трое собак: свирепый виканский кобель ко кличке Косой, такая же сильная жилистая сука и плюгавая собачонка, бежавшая следом.

— Представляете, старик, эти твари нас переживут!

На стремительно темнеющем небе вспыхнули первые звезды.

— Боги, как я устал, — прошептал Лулль.

Историк молча кивнул.

«Да, друг. Мы слишком давно находимся в пути и теперь вплотную подошли к Клобуку. Он с одинаковой готовностью принимает и смирившихся, и бунтующих. И всех встречает приветственной улыбкой».

— Послушайте, старик, вы ничего не ощущаете? Что-то носится в воздухе.

— Ощущаю.

— Может, это Клобук раскрывает нам свой Путь?

— Не знаю, капитан. Может, и так.

Они вошли в командный шатер Кольтена. Нил с Нетрой — последние из оставшихся колдунов, Сульмар, Кеннед, Балт и сам Кольтен… Каждый являл собой насмешку над былой силой и волей.

— А где Растяпа? — спросил Лулль, садясь на свой излюбленный походный стул.

— Наверное, внимательно слушает своего сержанта, — ответил Балт.

И у него от прежней усмешки осталась одна тень. Кольтен поднял глаза, дав понять, что посторонним разговорам сейчас не место.

— Сегодня вечером или ночью может что-то произойти. Большего сказать не могу. Колдуны почуяли чье-то приближение, и только. Нам нужно готовиться.

— Что ты почувствовала? — спросил Дюкр у Нетры.

Юная колдунья вздохнула и неопределенно пожала плечами.

— Что-то неясное. Беспокойство. Возмущение. Мне было не поймать эти ощущения.

— Тебе это что-нибудь напоминает? Ну хотя бы отдаленно?

— Нет.

«Возмущение. Интересно, чье?»

— Беженцев собрать поплотнее и переместить поближе к войскам, — приказал своим капитанам Кольтен. — Удвоить число караульных.

— Господин Кольтен, у нас завтра сражение, — возразил Сульмар.

— Я помню и понимаю: людям нужно отдохнуть.

Виканский полководец стал расхаживать взад-вперед. Дюкр заметил, что теперь Кольтен ходил медленнее, а его походка утратила легкость и изящество.

— Мы все ослаблены. Я это тоже знаю. И что воды у нас не осталось — тоже.

Дюкр невольно вздрогнул.

«Сражение? Нет, завтра произойдет не битва, а бойня. Солдаты не в состоянии сражаться. Они не могут защитить самих себя, не говоря уже о раненых и беженцах».

Историк прочистил заскорузлое горло и остановился.

«Мне не произнести даже нескольких слов. Здесь все по-своему правы».

Кольтен смотрел на него.

— У нас нет сил, — тихо сказал историк.

«Победителей не будет. Мы с мятежниками просто перебьем друг друга».

— Солдаты не в состоянии копать траншеи, — прозвучал в гнетущей тишине голос Лулля.

— Тогда пусть роют ямы.

— Слушаюсь.

«Ямы. В лучшем случае лошадь просто споткнется. В худшем — сломает ногу».

Собрание неожиданно закончилось. Непонятная угроза, которая до сих пор лишь ощущалась, стала почти зримой. Послышался громкий треск. Воздух заполнился каким-то липким туманом.

Кольтен и все остальные выбрались из шатра. Здесь, под звездным небом, туман был еще гуще и маслянистее. Лошади ржали и били копытами. Угрюмо завывали виканские псы. В тумане, словно призраки, мелькали солдаты, звеня оружием.

Потом за дальними сторожевыми постами что-то затрещало так, словно разорвалось небо… Из тумана выскочили три бледных коня в упряжке; за ними — еще три и еще. Следом выкатилась карета, которую они тащили, — безвкусно разрисованный дом на колесах. Стенки кареты в нескольких местах были опалены. Карета катилась на громадных, выше человеческого роста, колесах с толстенными спицами. В воздухе запахло паленой шерстью. От лошадиных спин поднимались струйки дыма. Похоже, что дымились и трое возниц на козлах.

Лошади неслись галопом, торопясь либо поскорее выбраться из магического Пути, либо уйти от погони. Карету мотало из стороны в сторону. Она подпрыгивала на камнях, двигаясь прямо на караульные посты.

Виканцы благоразумно расступились.

Возницы изо всех сил натягивали поводья и кричали, пытаясь остановить лошадей. Но те продолжали нестись, заставляя возниц подпрыгивать на высоких козлах. За вихляющей каретой тянулось облако пыли, дыма и… возмущения. Вот откуда это ощущение, не дававшее покоя не только Дюкру, но и всем остальным! Гнев исходил от магического Пути и бога, с которым тот был связан.

Вскоре из тумана выехало еще две кареты, старавшихся не столкнуться друг с другом и не налететь на переднюю. Едва только она остановилась, изнутри стали выпрыгивать воины в доспехах. Они что-то кричали и размахивали почерневшими от копоти мечами. Когда остановились и две другие кареты, громко зазвонил колокол.

Чужеземные воины тут же прекратили кричать и размахивать оружием. Замолчал и колокол. Взмыленные лошади мотали головами, шевелили ушами и широко раздували ноздри.

Первая карета остановилась всего в пятнадцати шагах от Дюкра, Кольтена и всех, кто вышел из его шатра. Историк присмотрелся: в ручку дверцы впилась… отрубленная человеческая рука. Неожиданно ее пальцы разжались, и рука упала.

Лязгнул внутренний засов. Несоразмерно маленькая дверца распахнулась, и оттуда, едва протискиваясь грузным телом, стал вылезать человек в шелковых одеждах. Одеяние его было мокрым от пота. Чувствовалось, спуск требует от него изрядных усилий. Пот покрывал и его круглое лицо. В одной руке человек держал закупоренную бутылку.