Анна Клименко - Лабиринт Сумерек

Сердце екнуло.

«А что будет там, за стеной?»

Эристо-Вет быстро нащупала в мешке веревку с крючьями.

«Прости, Сумеречный Отец, что я вхожу в твой тайный сад. Но ведь ты знаешь, что мои намерения чисты».

Спустя еще мгновение…

Эристо-Вет, словно кто-то мягко толкнул, протянула руки и ладонями коснулась теплого, еще не остывшего камня.

«Поспеши, ибо время дорого».

– Кто это? – Она повертела головой, но, естественно, кроме собственной тени, больше никого не увидела.

«Поспеши».

И вдруг Эристо-Вет поняла, что это с ней говорит священное древо. Она увидела его тотчас: раскидистое и древнее, как и сам Эртинойс. Но назвать его деревом конечно же было сложно: все оно как будто было свито из толстых свинцовых стержней, местами треснувших, кое-где искореженных временем… И вместо листьев – редкие кристаллы. Свинцовые кубики, как тот, которым владела Эльваан…

Древо шевельнуло ветвями, потянулось к Эристо-Вет, но тут же замерло. В страхе.

«Поспеши…»

– Да, я стараюсь, – ответила она.

Теперь священное древо Санаула напоминало испуганного ребенка, которого заперли в темном чулане. Кристаллы-листья мелко задрожали, позвякивая, ствол начал съеживаться, точно пытался спрятаться от нависшей угрозы.

И вдруг Эристо-Вет задохнулась от накатившего волной ужаса. Но это был не ее страх, и не ее кошмарный сон: пористая поверхность ракушечника вмиг покрылась ледяными каплями, словно вспотела.

«Око!»

Стуча зубами, ийлура принялась разматывать веревку. Руки тряслись, едкий пот заливал глаза. Боги! Еще никогда ей не было так страшно, никогда…

А прозрачные капли скатывались вниз по грубо отесанным камням. Сад Бога плакал над участью взращенной драгоценности, над судьбой единственного в мире алмаза.

И над участью тех, кто посягнул на святыню.

– …Я дошел. Дошел! – крикнул он стене. Не только стене – всему Лабиринту, этим дурацким кускам базальта, этому ненастоящему небу. – Дошел, – повторил ийлур и принялся разматывать веревку. К счастью, на последнем привале он уложил ее в свой мешок.

«Торопишься стать богом? – ехидно поинтересовалась Шейнира. – Или мысль о том, что бывший раб может править миром, уже не кажется тебе глупой?»

«Мне не нужен мир», – возразил он, прикидывая, где удобнее подниматься на стену. Сколько бы ни было лет кладке, Лабиринт сберег ее превосходно.

«А что же стоило того, чтобы убить Нитар-Лисс?»

«Она бы сама убила меня, если бы понадобилось, – Ийлур не смутился. – Я всего лишь опередил и потому остался жив. И, раз уж дошел до Сада, добуду и Око Сумерек. Это всего лишь… плата. За то, что меня использовали сперва Ин-Шатур, потом жрица Шейниры. Все лучше, чем если бы Око досталось Элхаджу!»

Оправдываясь таким образом, пыхтя, оскальзываясь на гладкой стене, он кое-как добрался доверху, перебросил ногу через край.

Треклятая совесть никак не желала успокоиться, все скребла под ложечкой коготками… Как будто Лан-Ар и в самом деле совершил нечто такое, от чего не отмоешься до конца жизни.

«Нитар-Лисс тебя спасала».

«Ну так что с того? – в который раз огрызнулся он. – Я был ей нужен… Она сама говорила, что только я могу найти Сад Бога. Хотя это наверняка была очередная ложь».

Усевшись на кромке стены, Лан-Ар быстро осмотрелся.

Над Лабиринтом плыла ночь, но здесь и звезды и луна светили так ярко, что излюбленное время Шейниры куда больше походило на сумерки. И для Лан-Ара не составило труда хорошенько разглядеть то странное место, где должен был расти Темный кристалл Сумерек.

…Сад оказался небольшим. Со своего места Лан-Ар превосходно видел всю желтую цепочку зубцов, образующую идеальный круг. Сразу же за стеной начиналась поросль странных деревьев: ийлур не увидел листвы, но зато и стволы и ветви тускло поблескивали свинцом. Ближе к центру Сада из черной базальтовой плиты вспучивался холм – и на нем замерло, раскинув неживые ветви, самое высокое и ветвистое дерево.

«Наверное, Око там», – решил ийлур.

Он еще раз окинул взглядом плетение свинцовых ветвей.

Тишина.

И было не похоже на то, что в этом Саду его поджидают сколь-нибудь серьезные враги… Хотя – кто может до конца познать сумерки?

Лан-Ар сбросил вниз конец веревки и, упираясь ногами в стену, начал спуск.

Он скользил все быстрее и быстрее. Тело исполнилось легкости и силы Лан-Ар почти парил в воздухе, едва касаясь носками сапог кладки и почти разжимая пальцы. Потом ийлур спрыгнул на базальтовую плиту, быстро огляделся – снова никого? – и побежал.

Он несся, разбрасывая руками надоедливые тонкие ветви; они протяжно звенели, как звенят, встречаясь, мечи, но Лан-Ар уже не обращал на это внимания. В висках ухала кровь, каждый вздох обжигал легкие, но при этом ийлур почти не чувствовал, как ноги касаются земли. В душе, словно выброшенная на берег рыба, билось ликование – «Я дошел!», и тело было готово взлететь, подняться и над Садом и над Лабиринтом Сумерек. Вверх, к ярким золотым звездам.

«А как же Нитар-Лисс?»

Лан-Ар ухмыльнулся.

Ийлура отправилась прямехонько к Шейнире, и ей там самое место. Да он же, как ни крути, сделал доброе дело, избавив Эртинойс от такого создания, как Нитар-Лисс!

«И сам стал таким же?» – усмехнулась… Теперь уже Мать синхов. Ее Претемное величество никак не желало оставлять свою жертву.

«Заткнись», – зло подумал Лан-Ар.

И все вдруг пропало – ощущение полета, дивной силы и легкости в каждой мышце. Осталось только разочарование оттого, что все так быстро закончилось.

Но – он стоял у подножия холма, на котором росло дерево, тянулось к лживому – как многое в Лабиринте Сумерек – небу.

Терпеливо взращенное Санаулом, странное это было дерево. Не ствол, покрытый корой, а словно переплетение толстых свинцовых цилиндров, расходящихся во все стороны голыми ветвями. Хотя… нет. Кое-где позвякивали… даже не листья, а маленькие темные кристаллы, кубики, такие же свинцовые, как и ствол.

«Привет тебе, странник Лабиринта», – услышал ийлур.

Что-то мягкое, словно перышко, коснулось щеки – и тут же исчезло. Ветви дерева вздрогнули, подались было к Лан-Ару – и замерли на полпути.

Лан-Ар растерялся. Он хорошо помнил, что пришел за Оком Сумерек – но просто стоял перед священным древом и не знал, что делать дальше. Смотрел, как луна бережно оглаживает витой ствол и как невесомая вуаль звездного света лежит на корявых и будто уставших ветвях.

А дерево, на миг проснувшись, снова дремало в ладонях мира. Ему совершенно не было дела до жалкого смертного, замершего у корней, но даже спящее, неподвижное и древнее, оно заставляло преклонить колена.

Перед Сумерками. Перед Богом. Перед самой Вечностью.