Джордж Мартин - Пир для Воронов (пер. Цитадель Детей Света)

— После битвы я был зол на ее величество, но Верховный Септон уверил меня, что я должен ее простить.

— И покаялся в своих грехах Его Святейшеству, не так ли?

— Он молился обо мне, когда я лежал раненый. Он был добрым человеком.

«А теперь, он мертвый человек. По нем звонят колокола». — Он задался вопросом, догадывается ли кузен, какой плод породили его слова.

— Лансель, ты — треклятый тупица.

— Ты не так уж не прав. — Ответил Лансель. — Но мои глупости остались позади. Я попросил Небесного Отца наставить меня на путь, и он мне помог. Я отказываюсь от титула и жены. Хардстон, если хочет, может забирать и то и другое. Завтра я возвращаюсь в Королевскую Гавань и посвящу свой меч новому Верховному Септону и Семерым. Я хочу принести клятвы и присоединиться к Сыновьям Воина.

Парень совсем сбрендил.

— Сыновья Воина были разогнаны три сотни лет тому назад.

— Новый Верховный Септон возродил орден. Он разослал призыв всем достойным рыцарям посвятить свои жизни и мечи служению Семерым. Бедные Ребята тоже восстановлены.

— С какой стати Железный Трон допустил подобное? — Джейме помнил, что первые Таргариены годами сражались с этими двумя военными орденами, хотя он не мог вспомнить какие короли именно. Возможно, Мейегор или первый из Джахаерисов. — «Вот Тирион, тот точно вспомнил бы».

— Его Святейшество написал, что король Томмен дал свое позволение. Если хочешь, я покажу тебе письмо.

— Даже если это правда… ты лев с Утеса, лорд. У тебя есть жена, замок, и земли и люди, которых нужно защищать. Если боги будут милостивы, у тебя будут сыновья твоей крови, которые станут продолжателями твоего дела. Почему ты хочешь отбросить все это прочь ради… ради каких-то клятв?

— А почему так поступил ты? — Тихо спросил Лансель.

«Ради чести», — мог ответить Джейме. — «Ради славы». Но это была бы ложь. Честь и слава тоже сыграли свою роль, но основная причина звалась — Серсея. С его губ сорвался смех. — Ты бежишь в объятья Верховного Септона или моей милой сестрицы? Помолись об этом, и молись усердно, брат.

— Так ты помолишься со мной, Джейме?

Он оглядел септу, богов. Матерь, полную сострадания. Отца, беспощадного в своей справедливости. Воина с мечом в руке. Неведомого, чье получеловеческое лицо выглядывало из тени опущенного капюшона. — «Я думал, что я Воин, а Серсея — Дева, но она все время была Неведомым, скрывавшим свое лицо от моих глаз».

— Помолись за меня, если желаешь. — Ответил он кузену. — Я забыл все слова.

Когда Джейме вышел в ночь, воробьи по-прежнему сидели на ступенях.

— Спасибо, — обратился он к ним. — Теперь я чувствую себя гораздо святее.

Поискав, он обнаружил сира Илина с парой мечей.

Двор замка был полон глаз и ушей. Чтобы избавиться от них, они отправились в богорощу Дарри. Тут воробьев не было, только голые задумчивые деревья. Их черные голые ветки вцепились в небо. Под ногами шуршал толстый ковер павших листьев.

— Видите это окно, сир? — Джейме воспользовался мечом как указкой. — Это бывшая спальня Раймуна Дарри. Там спал король Роберт по возвращению из Винтерфелла. Ты помнишь, дочь Неда Старка сбежала после того, как ее волк укусил Джоффа. Моя сестра хотела, чтобы девчонке отрубили руку. Это древнее наказание, за покушение на особу королевской крови. Роберт ответил, что она чудовище и сумасшедшая. Они ругались полночи… правда, сражалась одна Серсея, а Роберт напивался. Уже за полночь королева позвала меня внутрь. Король вовсю храпел на мирийском ковре на полу. Я спросил свою сестру, не желает ли она, чтобы я уложил его в кровать. Она ответила, чтобы я уложил в кровать ее и сорвал с нее платье. Я овладел ею на постели Раймуна Дарри, переступив через спящего Роберта. Если б Его Величество проснулся, я бы убил его — там и тогда. И он стал бы не первым королем, павшим от моего меча… но ты знаешь эту историю не хуже меня, не так ли? — Он рубанул по ветке дерева, разрубив ее до половины. — Когда я трахал Серсею, она кричала: «Хочу!». Я думал, что она имеет в виду меня, но она хотела изуродовать или убить девчонку Старков. — «Все, что я делаю, я делаю ради любви». — Только благодаря случайности меня опередили люди Старка, и сами нашли девчонку. Если б я нашел ее первым…

В свете факела оспины на лице сира Илина казались черными дырами, почти как душа Джейме. Он издал клокочущий звук.

«Да он смеется надо мной!» — Понял Джейме Ланнистер. — Из того, что я знаю, ты тоже трахал мою сестру, ты — уродливый ублюдок! — Он сплюнул. — Что ж, заткнись и попробуй меня убить, если сможешь.

Монастырь стоял на возвышающемся из воды острове, находящемся в полумиле от берега там, где широкое устье Трезубца разливалось шире, сливаясь в поцелуе с Заливом Крабов. Даже с этого берега было очевидно, что остров процветает. Его склоны были покрыты террасами огородов, у подножия находились садки для рыбы, а на возвышенности находилась ветряная мельница. Ее крылья из дерева и парусины медленно вращались от морского бриза. Бриенна заметила пасущихся на пастбище на склонах холма овец и аистов на мелководье у пристани парома.

— Солеварни прямо напротив, — сказал септон Мерибальд, указывая через залив на север. — Братья переправят нас на тот берег с утренним приливом, хотя я боюсь того, что мы там увидим. Поэтому перед тем, что нам предстоит, лучше порадовать себя горячей пищей. У братьев всегда найдется сахарная косточка для Собаки. — Пес гавкнул и завилял хвостом.

Сейчас как раз было время отлива и вода быстро уходила. Пролив, разделявший берег с островом быстро мелел, открывая широкие блестящие влажные броды, разорванные озерцами воды, которые сверкали на вечернем солнце, словно забытые кем-то золотые монеты. Бриенна почесала шею, где ее укусил комар. Она заколола волосы, и теперь солнце приятно грело кожу.

— Почему этот остров называется Тихим? — Спросил Подрик.

— Живущие здесь — кающиеся грешники, ищущие отпущения своих грехов посредством самосозерцания, молитвы и молчания. Разговаривать имеют право только Старший Брат и его прокторы, [7] проктор — надзиратель (представитель низшего духовенства) но и им разрешено разговаривать только один день из семи.

— Молчаливые Сестры вообще не говорят. — Сказал Подрик. — Я слышал, что у них нет языка.

Септон Мерибальд улыбнулся услышанному:

— Матери пугали этими сказками своих дочек еще в те времена, когда я был ребенком. В них не было ни капли правды тогда, а сейчас и подавно. Обет молчания — это акт доброй воли, жертва, которую мы приносим Семерым. А для немого обет молчания все равно, что для безногого отказаться от танцев. — Он повел осла вниз по склону, махнув остальным рукой, чтобы они не отставали. — Если хотите сегодня спать под крышей, то идите по илу вслед за мной. Мы зовем это Путем Веры. Только истинно верующий может по нему пройти безопасно. Нечестивцев поглотят зыбучие пески или он утонет в приливной волне. Никто из вас не является таковым, я полагаю? И все равно, даже я смотрю, куда шагаю. Ступайте прямо след в след за мной, и вы доберетесь до противоположного берега.