Лора Андронова - Подняться на башню

Хёльв вопросительно посмотрел на Лэррена.

— Рады бы, да ключиков нет, — злорадно ответил тот, прячась от ненастья под навес псарни.

— Думаю, господину Нурру будет приятно слышать, что его слуги столь любезны с посетителями, — отозвалась незнакомка. Эльф ухмыльнулся, пристально изучая гостью — ее продолговатое, покрытое загаром лицо, гладкий лоб, красиво очерченный, яркий рот.

— А мы не его слуги, — ответил он чуть более мягко. — Мы…

— Мы — приближенные госпожи Арбигейлы, — закончил Хёльв, не замечая предостерегающих жестов эльфа. — Он — дворецкий, а я — помощник.

Тонкие брови незнакомки поползли вверх. Она недоверчиво прищурилась, оглядывая друзей с головы до ног, а потом вдруг расхохоталась — звонко, заливисто, как девчонка:

— Что ж, тогда вы тем более должны отворить мне, дорогие мои приближенные проходимцы.

— Я так и знал, — пробормотал Лэррен сквозь зубы, опасливо косясь на волшебницу

— Риль Арбигейла, — представилась она, — Нестор ждет меня.

— Мы бы рады впустить, но у нас правда нет ключей, — огорченно сообщил Хёльв.

Риль кивнула, провела рукой в перчатке по ограде, и один из стержней со всхлипом вышел из удерживавших его пазов. Жеребец настороженно следил за ней, поводя ушами.

— Не хотелось портить забор, но этот прут все равно бы вот-вот сломался, — сказала она, пробираясь во двор и отряхиваясь, — Стой спокойно, Фаворитушка, я пришлю кого-нибудь за тобой.

Она погладила коня по горячему носу и повернулась к друзьям. Ее взгляд встретился с испытующим взглядом Лэррена. Некоторое время они вдумчиво созерцали друг друга. Первым опустил глаза Лэррен.

— Эйне ма, — неохотно сказал он, целуя чародейке руку. Риль улыбнулась: — Ножик-то убери. Кого резать собрался, книгочей? — И, выдержав паузу, добавила: — Сейчас некогда разбираться, кто вы и зачем притворяетесь моими слугами. Важно другое — что с Нурром?

Лэррен и Хёльв разом помрачнели.

— Я опоздала? — серьезно спросила Риль.

— Кажется, да, эйне ма, — кивнул эльф.

— Тогда идемте. Обо всем расскажете мне по дороге, — велела она, первой устремляясь к дому.

В холле их ждал озадаченный Подер. Он сидел за столом и цедил благоухавшее специями горячее вино из глиняной кружки. В руке гигант сжимал коричневую сахарную палочку. Заметив среди вошедших чародейку, он со стуком опустил кружку и вскочил, изгибаясь в неумелом поклоне.

— Заждались уже совсем, волновались, хотели встречать кого выслать, да вот вьюга поднялась, боязно стало, — испуганно зачастил Подер.

Риль скинула куртку, стянула с озябших рук перчатки и бросила их подоспевшему Биви.

— Точка телепортации сместилась, — туманно пояснила она. — Пришлось часа четыре по лесному кряжу тащиться.

— Хозяину совсем плохо, — подал голос мальчишка.

— Идем, — кивнула волшебница. — Ведите.

В мастерской было тихо и темно, только фонтан дремотно журчал в мраморной чаше. По всей комнате валялись разбитые светильники, гипсовые осколки, обрывки бумаг. Часть полок была сорвана со стен, перевернута, изрублена в куски топором. Тягуче пахло маслами и горелой пылью.

Нестор сидел на полу, обхватив голову руками. Он не плакал, но его плечи вздрагивали как от беззвучных рыданий. Над ним возвышалась статуя, отрешенно глядевшая в пустоту слепыми глазами.

— Пришла, — сказал он, отнимая ладони от лица. — Ты опоздала.

Риль шагнула к скульптору. Биви и Подер застыли на пороге, не решаясь приблизиться. Лэррен и Хёлльв встали рядом с ними.

— Знаю. Здесь произошло что-то необычайное.

— Уже все. Все потеряно. — Нурр болезненно скривился. Откинув волосы на спину, Риль присела рядом с ним, ласково погладила по плечу:

— Расскажи, что произошло. С самого начала.

Нестор вздрогнул:

— Зачем? Теперь-то зачем ворошить?

— Затем, что не стоит устраивать преждевременные похороны. — Риль резко повернула Нурра лицом к себе. — Ты разыскивал меня. Ты посылал гонцов в Велерию, в Шорье и в Керам. Ты посылал мне записки с мольбами приехать.

Он попытался отстраниться:

— Я не думаю, что теперь…

— Рассказывай, Нестор! — В голосе чародейки зазвенел лед. — Рассказывай.

Скульптор до боли стиснул кулаки и встал. Подошел к одному из уцелевших стеллажей, достал альбом, карандаш и стремительно, несколькими штрихами набросал девичий портрет.

— Это она, Ойна. Такой я увидел ее впервые. — Легкими движениями он наметил за спиной девушки здания и стволы деревьев. — Я сидел на улице и смотрел на прохожих. Помнишь, как тогда, в Хан-Хессе? Я облюбовал местечко возле храма — там всегда есть за кем понаблюдать — и приходил туда почти каждый день. Физиономии, лица, личики, рожи, мордашки, хари… Сколько выражений, сколько незаметных неопытному взгляду оттенков, сколько откровенных пантомим!

В провалившихся глазах вспыхнуло мимолетное веселье.

— Разве такое увидишь в студии? Разве добьешься такой непринужденности движений? — Нестор замолчал, а когда заговорил снова, его голос звучал глухо и отрешенно. — Она шла рядом с той страшной старухой, держа ее за руку, словно послушная внучка…

Он рассказывал все быстрее и быстрее, боясь, что его остановят или прервут недоверчивым словом.

— Обычная девушка — маленькая, веснушчатая, не очень красивая, но по-своему милая. Она посмотрела на меня — ласково так, робко — и сказала, что ей нужен портрет. — Скульптор прижал руку к груди, пытаясь унять горячо стучавшее сердце. — Не знаю, что со мной сделалось. Просто я понял, что должен ее защитить, оборонить, спрятать. Что это, и только это — смысл моей жизни. Схватил ее за руку и потащил прочь из парка — как можно быстрее, дворами, переулками. Я сам не понимал, что делаю, это было как сумасшествие, как затмение.

Неведомо как возникший возле плеча хозяина Биви протянул ему кружку с дымящимся вином, потом со смущенным поклоном поднес напиток волшебнице. Нестор благодарно кивнул и сделал большой глоток.

— Укрыл в своем доме, в дальней потайной комнате, — продолжил скульптор. — В один день собрал вещи и скрытно переехал сюда.

— Так уж и скрытно, — жестко отрезала Риль. — Каждому распоследнему брасийскому дураку известно, куда отбыл знаменитый ваятель.

— Но об Ойне не знали даже мои слуги! — возразил Нестор.

Риль усмехнулась.

— Ладно, рассказывай, — попросила она.

Скульптор провел рукой по покрытому испариной лбу.

— Она все время молчала. Не поднимала на меня глаз, смотрела только вниз, на землю. Часами могла сидеть неподвижно, рассматривая какую-то былинку под ногами. С темнотой шла спать, вставала на заре. Если я ставил перед ней тарелку с супом — ела. Мои руки сами потянулись к гипсу, и я начал работать над ее портретом. Я рассчитывал, что на работу уйдет совсем немного времени, но очень скоро понял, что ошибался: образ Ойны был расплывчатым и зыбким. Я видел ее лицо, ее глаза, ее губы, но я не видел ее саму… — Он отхлебнул вина и продолжал: — Никогда еще мне не было так трудно. Я пытался ее разговорить, рассказывал разные истории из своей жизни, вспоминал смешные и грустные случаи и… Раз за разом уничтожал макеты скульптур. Я действительно привязался к Ойне, и мне хотелось, чтобы гипс запечатлел не только ее внешность.