Владимир Жариков - Четырнадцатое, суббота

- Послушайте, господа, у меня есть прекрасное заморское вино. Не сочтите за дерзость предложить вам пропустить со мной по стаканчику.

Я хотел со столь же изысканной вежливостью отказаться, сославшись на занятость и отсутствие времени, но Вольф опередил меня, приняв предложение.

- Отчего бы ни выпить вина с хорошим человеком!

Емеля потянулся к шкафчику над верстаком. Я подумал, он достанет оттуда бутылку, и мы расположимся прямо тут, в мастерской, среди реек, трубок и всяких инструментов, но Емеля достал не бутылку, а одежную щетку. Приведя в порядок свой кожаный прикид и повесив на гвоздик гладиаторский шлем, он пригласил нас пройти в избу.

С крыльца ему навстречу кинулась моложавая женщина неопределенного возраста с распущенными волосами.

- Убился! Покалечился! Горюшко ты мое! Говорила, и мне надо было идти с тобой, почему не позволил? - заголосила она, бросаясь Емеле на шею.

- Потому, Марьюшка, что я тиран, деспот и самодур, - ответил он, обнимая жену. - Чего расстроилась, ничего же не случилось! Ну, довольно реветь, стыдно же перед гостями. Собери-ка нам на стол лучше.

Мы вошли в избу и уселись за широкий дубовый стол. На столе в мгновение ока (куда там бабкиёжкиной самобранке) появилась картошка с грибами, моченые яблоки, домашняя колбаса, сало и кувшин с вином. С печки за нами с интересом наблюдали две пары любопытных глаз. Глаза принадлежали двум девчонкам, очевидно близняшкам, октябрятского возраста. Лешек состроил им рожу и глаза спрятались в дальнем углу.

- Чего испугались, дурехи? - сказал Емеля. - Дядя пошутил, он добрый.

Две милые мордашки снова показались из темноты, но пойти на контакт, все-таки, не решались.

- Это наши младшие, - пояснил Емеля, - Муська и Дуська. Покамест тушуются. Ничего, пообвыкнут, прибегут, еще не отвяжутся. А старшой наш, Степан, в университете еще, допоздна учится.

- На мага учится? - спросил Лешек.

- Не, он у нас прагматик. По коммерческой части. Ни механиком не захотел стать, ни чародеем… А Марьюшка моя знаете кто?

- Ой, да прекрати, Емеля, - хозяйка опустила глаза и залилась румянцем.

- Да ладно, чего там, все свои. Царевна она у меня, так-то вот. Бывшая только. А вообще, царская дочь, правда-правда.

Вино и впрямь оказалось отменным. Мы выпили за знакомство, за хозяйку-царевну, за хозяина-изобретателя.

- Скажи, Емеля, - спросил я, - зачем тебе понадобилось строить махолёт? Это же тупиковый путь развития авиации.

- По своей воле ни в жисть не стал бы, да только человек я подневольный. И черт же дернул меня пойти на службу государственную! Вы, как я погляжу, люди приезжие, судя по одежке, по выговору, да еще потому, что помочь мне взялись. Многого, наверно, из тутошних дел не знаете.

- Не знаем, - подтвердил я. - Но очень хотели бы знать.

- То длинная история, долго сказывать.

- А мы не торопимся. Если только вас стесняем, так можно и в сарай… То есть в мастерскую перебраться.

Лично мне очень хотелось выяснить, что же это, в конце концов, за город и что в нем, черт возьми, происходит.

- Ничего-ничего, - ответила Марьюшка. - Мы гостям всегда рады, а уж Емеле-то выговориться ох как хочется.

Мы пропустили еще по стаканчику чудесного вина и уставились на Емелю. Тот покряхтел немного, собрался с мыслями и начал свой рассказ.

- Поймал я как-то раз в проруби щуку. Совершенно случайно. Черпанул ведром, а она - вот она, из ведра выпрыгнула, здоровая, однако, на льду трепыхается, а в прорубь назад попасть не может.

- Ну и что мне, - говорю, - с тобой прикажешь делать? Выпотрошить, да на сковородку кинуть? Или в суп?

А она молчит, как рыба об лед, хвостом только тук, да тук.

- Ладно, уж, - говорю, - ступай себе с Богом. Не стану из тебя уху варить, да и пост к тому же нонче. А у тебя, небось, щурята малые.

Взял ее на руки и отпустил в прорубь. Подхватил я ведра с водой, иду домой и словно слышу голос в голове:

- За то, что пожалел ты меня, Емеля, отплачу я тебе сторицей. Я ведь не простая щука, волшебная…

- Ага, - перебил я рассказчика. - Скажи только "по щучьему велению", и любое желание твое исполнится…

- Не мешай, - осадил меня Вольф. - Что дальше-то?

Лешек и Лева слушали, разинув рты, Марьюшка умиленно улыбалась две пары глаз на печке осмелели и светились лукавым блеском.

- Ну вот, - продолжал Емеля, - Я тебя, говорит, уму-разуму научить смогу. Ты, мол, без всяких профессоров-университетов великим мастером станешь. Да тогда в нашем царстве и университета-то не было. Когда, говорит, разум есть, да руки умелые, любые чудеса тебе по плечу. Короче, я, мол, буду твой ум, а ты - мои руки.

- О"кей, - отвечаю, - в смысле, согласен

Иду, значит, я с ведрами к избе, тропинка скользкая, ведра тяжелые, вот и думаю, как бы так сделать, чтобы вода в дом сама ходила. И слышу в голове голос: "А вода-то, она сверху вниз бежит. Ежели большущую бочку наверху выше всех домов поставить, а в нее такой машиной специальной, навроде водяной мельницы, воду из реки накачивать, так уж оттуда по желобам можно воду в каждый дом пустить". Собрались мы с мужиками, репу почесали, обсудили, деньгами скинулись, заказали у гномов такую бочку, да желоба закрытые железные…

- Трубы, что ли?

- Во-во, трубы. Так вот у нас в деревне водопровод и появился. А потом смотрю я как-то на самовар. Когда он закипает, из него такая струя пара свищет, крышку поднимает! А щука мне и нашептывает: "Так ведь этот пар можно и работать заставить!". Вот и паровая машина мне придумалась. Печеход мы ее прозвали, потому как на печь очень смахивает. С полей зерно на ней возили, да в плуг запрягали, молотить ее заставили. А потом пилу еще к такой машине приделали, вручную дров-то не напилишься, а зимы у нас ух какие студеные!

А государство в ту пору было у нас ма-а-аленькое, феодальненькое. И правил тогда нами царь Колян Второй, отец Марьюшкин. Прознал, значит, царь про чудеса в нашей деревне и повелел мне к нему явиться. Ну, я сажусь на печеход, в ту пору мы без рельсов, так, по земле на них ездили, и подруливаю на царский двор. Тут-то мы с Марьюшкой впервые увиделись и сразу друг друга полюбили.

Марьюшка опять слегка зарумянилась.

- Да ну тебя, Емеля. Гостям такие подробности совсем не интересны.

С печки спрыгнула не то Муська, не то Дуська. Лешек показал ей козу.

- А я не боюсь, - заявила Муська и устроилась у Лешека на коленях.

Спрыгнувшая следом за сестрой с печи Дуська облюбовала колени Вольфа, предварительно поинтересовавшись:

- А ты правда можешь в волка превратиться?

- Угу, - честно признался Вольф. - А у тебя есть красная шапочка?

- Есть! Только сейчас не превращайся, ладно?

- Ладно. Я потом, когда с пирогами к бабушке пойдешь.

Тем временем, Емеля продолжал свой рассказ: