Сергей Малицкий - Оправа для бездны

– Вот и проверим, – нахмурился Марик.

– Что именно? – не понял Насьта.

– Мудрейший он или вроде нашего старосты, – буркнул Марик, запихивая ногу в сапог и притопывая им по пожухлой траве. – Как ты говорил мне? Человек не врет, когда ест? Может быть, ушицы ему отнести?

– Это ты зря, – крякнул Насьта. – Мудрейшего на палец так просто не насадишь. Да он, если захочет, так придурком прикинется, что тебе потом сто человек скажут, что он мудрейший, а ты все одно придурком его считать будешь!

– Я вот сейчас не пойму, – удивился Марик. – Ты похвалил его или наоборот?

– А… демон его знает, – замахал обеими руками Насьта. – Пошли уж! Не мастер я слова частить. Ты сейчас одно запомни: язык вперед мудрейшего не тяни. Спросит – отвечай, а если кто еще чего спросит – на мудрейшего сначала посмотри. Там и увидишь – раскрывать кисет или потуже бечевку затянуть!

– Какой еще кисет? – не понял Марик.

– Тот самый! – раздраженно скривился Насьта. – И вот еще что помни. Я, конечно, насчет меча понять тебя могу, но никакая железка поперек того, что в груди твоей стукает, выситься не должна. Хитрее нужно быть, если хочешь знать! Неужели думаешь, если бы ты веслом своим разбойника какого укоротил да с мечом его в деревню вернулся, кто-то против твоего права на воинское звание поднялся?

– Вот такушки, значит? – передразнил Насьту Марик. – Ты бы, парень, перехлестывал, да не перехлестнул. На себя слова свои завернуть сможешь? О чести не ты ли поминал, когда отец меч ковать отказался?

– Так это… – засопел ремини.

– Вот-вот, – кивнул Марик и поднялся. – Пошли – говорят, на ходу глупость быстрей выветривается.

– Эх! – взъерошил волосы Насьта. – Вот скажи, кто тебя учил языком шевелить? Говоришь мало, а как скажешь, так прямо по лбу отщелкивает!

Марик не ответил. Ора обрезала сладкие корешки, но на мелькающий в руках нож не смотрела, с баль глаз не спускала, и ему самому хотелось замереть и не спускать с нее глаз.

На знакомой поляне за столом, который, как уже понял Марик, был сделан как раз из древесины одра, сидели Уска и, неожиданно для баль, Кессаа. Они молчали и не двинулись с места, когда Марик и Насьта подошли к столу, только кузнец, на лице которого вроде бы как морщин прибыло, ответил кивком на поклон баль. Кессаа не шелохнулась – лишь сплела пальцы и крепче оперлась об отшлифованную поверхность. Со стороны озерца выкатился дед Ан и, покряхтывая, водрузил на стол кувшин, который, судя по темному боку, только что окунули в родник, и громыхнул корзинкой с посудой. Насьта тут же подскочил к старику и расставил перед каждым по глиняному кубку. Никакого угощения, кроме воды, явно не предвиделось, но Насьта наудачу поворошил солому, оставшуюся в корзинке, и присел на место с разочарованным видом.

Марик огляделся, но из-под окружающих поляну деревьев не вышел больше никто. По-прежнему молчали Уска и Кессаа, ерзал на чурбаке Насьта, ковырял в зубе шипом иччи дед Ан. Баль снова окинул взглядом свободные чурбаки и уже совсем было собрался, полузакрыв глаза, подремать, как дед отбросил в сторону шип и, чмокнув губой, начал говорить:

– Сегодня слов будет мало, потому как хоть и касаются дела наши многих, но гомоном их не решишь, поэтому те, что есть здесь, те и будут говорить, разве только кроме Насьты, потому как хоть он и лучший лучник долины, а то и всей Сеторы, но веса против отца своего не имеет.

Насьта недовольно шевельнулся и получил в ответ неожиданно тяжелый взгляд деда и присказку:

– А если он не против отца молвить хочет, а за него, тем более нечего язык тянуть, мы тут все за отца его складываемся.

«Вот это да! – поразился Марик. – Неужели дед мудрейший и есть? Засоси меня в болото, я ж о чем с ним только языком не тряс? И что же выходит? Если они все за отца Насьты складываются, то и против меня, выходит? Но так и я же не против него!»

– Дочь сайдская здесь не потому, что случаем или по умыслу со спором между кузнецом Уской и молодым баль Мариком связана, а потому, что боль наша, что через Марика нас захлестнула или пресеклась им, на нее прицел держит. Так я говорю?

Не шелохнулась Кессаа, словно не мудрейший с ней говорил, а летний ветерок висок ее щекотал.

– Начнем с заковырки, – почесал дед затылок. – Баль Марик пришел в долину, чтобы заказать меч у кузнеца Уски, ковать который Уска отказался, потому как признано и принято ремини в год войны ни оружия, ни плеча своего под чужую руку не править. Так оно, Уска?

– Так, – буркнул кузнец.

– Если бы так, – сморщился дед. – Однако вышло так, что имел Марик поручительство старое, по которому Уска отказать Марику не мог. Так оно, Уска?

– Дед, поперек тебя… – раздраженно хлопнул ладонью по столу кузнец, но в ответ услышал еще более громкий хлопок:

– Отвечай, кузнец, если спрашиваю, а то, как в былые годы, ухо-то отверчу! – заорал дед.

– Так, – зло проскрипел кузнец и зыркнул в сторону Насьты, который скорчил зловещую рожу и бешено вращал глазами.

– Вот! – глубокомысленно протянул дед и повернулся к Марику: – Что делать-то будем, убивец?

– Кого ж я убил-то? – растерялся баль.

– Юррга, трех медведей, волков без счета, прочей живности полно, – перечислил дед и, согнувшись, чихнул на собственные колени. – Да не в том дело! Ты ж, болезный, кузнеца нашего под расход подвел. Отказать тебе он не может, за дело взяться не может тоже. Ни работа ему твоя не нужна, ни обет твой. Тебе вот меч понадобился, а нам кузнец-то все дороже твоего меча!

– Я вот что скажу, – сдвинул брови Марик, потому как хоть и давился по соседству Насьта проглоченным смешком, но чем дальше, тем меньше самому баль казался разговор смешным. – От меча я отказаться готов. Не своей головой я думал, когда в долину пришел. Чему учили, тому учился, какие слова подсказали, такие говорил, но не по неразумению, а потому, что ни язвы какой, ни ловушки ни в делах своих, ни в словах не видел и не замышлял.

– Уф, – выдохнул у плеча Насьта, а сам Марик смахнул рукавом пот со лба. Хоть и не давал ему Лируд сладко спать зимними вечерами, а все-таки одно дело слова на коре или доске вощеной сплетать, другое – на язык их друг за другом выкладывать.

– Поэтому вы сами определяйтесь. Еще раз говорю: от меча отказаться готов, вот только откажется ли Уска от того, что пообещал? Мне теперь уж по-всякому меч добывать в другой стороне придется, так и вы уж сложите все так, чтобы Уска жив остался и урона не потерпел.

Замолчал Марик, снова пот со лба смахнул да поверх головы окаменевшего Уски на север уставился. Туда ему придется теперь идти, хотя что толку сговорчивого ремини искать? А не сговориться ли с Вегом да не двинуться в Ройту? Прицениться к мечу у какого-нибудь рептского кузнеца да найти ремесло или работу какую, чтобы не ратным трудом, а мозольным напрягом нужную сумму составить. Вот так и сделать, а там уж как сложится, так и пойдет. Эх, жаль, с ножом по лихим дорожкам долго не прогуляешь, копье-то вовсе рассыпалось, осталась одна жердина!