Джуд Деверо - Рыцарь

– Ну вот, в целом пока и все! Выход моей книги внесет изменение в ход истории!

– Да, изменит ход истории! – едва слышно прошептала Дуглесс. Да, именно это и хотел выполнить Николас, но все, чего они оба с ним достигли, лишь поспособствовало его казни! – Ладно, мне надо идти! – резко оборвав разговор, сказала она.

– А вы где остановились? – спросил Ли. – Давайте я вас провожу – Я ничего для себя не смогла забронировать, – ответила Дуглесс и, непроизвольно вскидывая голову, добавила:

– Но мне хотелось бы остановиться в «Замке Торнвик»!

– Да что вы говорите? – с иронией откликнулся Ли, – Этого-то все хотят! Однако для того, чтобы попасть туда, надо заказывать номер загодя, чуть ли не за год! Подождите-ка минуточку и не глядите на меня с такой грустью! Я сейчас справлюсь! – И он отлучился, но уже через несколько минут вернулся, улыбаясь:

– Ну, вам чертовски везет! У них отменили заказ, так что можете тотчас же регистрироваться и въезжать! Я провожу вас.

– Нет, не нужно, – ответила Дуглесс. – Мне необходимо побыть одной. Спасибо вам за обед и за все, что вы мне рассказали! Разумеется, вы получите вашу кафедру! – И, протянув руку, она обменялась с ним рукопожатием и вышла из паба.

В Торнвике никто не помнил Николаса. Дуглесс просмотрела регистрационный журнал, и там, где Николас в свое время поставил подпись, чьей-то незнакомой рукой было написано: «мисс Дуглесс Монтгомери». Безразличная ко всему, она занесла свою дорожную сумку в номер с единственной кроватью и вышла на улицу, собираясь пойти осмотреть незаконченную часть замка – ее так никто никогда и не достраивал, ибо Николаса казнили.

Глядя на стены без крыши, на цепляющиеся к ним плети дикого винограда, Дуглесс стояла и вспоминала дословно все, что Николас рассказывал ей о своих планах в отношении этой части замка. «Тут должен был находиться центр учености», – сообщил тогда он. Да, и вся эта затея так ничем и не кончилась!

Интересно, покинув ее вчера, попал ли он прямиком в тюремную камеру? Неужели он вернулся в тот же самый временной отрезок, когда писал письмо матери и пытался понять, кто же его оклеветал? И что он успел свершить за трое суток, что оставались до казни? Неужели же никто не захотел прислушаться к его словам, когда он рассказал о навете Роберта Сидни?!

Дуглесс устало прислонилась к стене. Кому же он мог рассказать все о Роберте Сидни? Летиции? Приходила ли его дражайшая супруга на свидание с ним? И рассказал ли он ей то, что узнал? Просил ли ее помочь?

Ирония судьбы! – подумала Дуглесс. – И Ли говорил, что вся эта история прямо-таки дышит иронией! Но подлинная ирония в том, что Николас умер потому, что был слишком хорош! Он отказался вступить в заговор со своей супругой, даже и думать об этом не захотел – и вот по этой-то причине он и погиб! И умер он не мгновенной, пристойной смертью, но смертью на потеху толпе, смертью, задуманной, чтобы его осмеять! Он потерял жизнь, честь, свое доброе имя, свои земли, утратил уважение к себе со стороны многих последовавших поколений людей, и все потому, что отказался участвовать в заговоре, задуманном женщиной, которая маниакально стремилась к власти!

– Это несправедливо! – вслух произнесла Дуглесс. – Все, что случилось, – несправедливо! – Медленно, будто в трансе, она побрела обратно в гостиницу. Приняла душ, надела ночную рубашку и улеглась в постель, но долго-долго не засыпала: гнев мешал ей уснуть. Ирония судьбы! – мысленно повторяла она, и слова «клевета», «предательство», «шантаж» без конца прокручивались у нее в голове.

Только перед рассветом она забылась неспокойным сном, а когда проснулась, почувствовала, что ей еще хуже, чем накануне вечером. Ощущая себя прямо-таки на тысячу фунтов отяжелевшей и очень-очень постаревшей, она оделась и пошла вниз завтракать.

Итак, Николасу был предоставлен шанс все начать сначала, и он просил ее о помощи, но она подвела его. Ее ревность к Арабелле была столь сильна, что она упустила из виду главную цель, ради которой они и прибыли к Хэарвудам. Ей бы следовало добывать новую информацию, а вместо этого она более всего беспокоилась, не обжимаются ли где-нибудь по углам Арабелла с Николасом! Зато уж теперь никому не доведется дотрагиваться до Николаса – никому и никогда, ни в двадцатом веке, ни в шестнадцатом!

После завтрака она выписалась из гостиницы, побрела на вокзал и поехала обратно в Эшбертон. Непонятно почему, но и дороге она почти перестала ощущать свое горе и только спрашивала себя: что же все-таки можно сделать теперь? Может, если Ли издаст свою книгу, это поможет восстановить доброе имя Николаса? Может быть, предложить Ли свои услуги секретаря на добровольных началах, чтобы помогать в его изысканиях? В этом случае, вполне вероятно, она хоть чем-то компенсирует то, что не сумела сделать для Николаса, когда тот пребывал в двадцатом веке!

Дуглесс прижалась головой к окну вагона. О, если б только ей предоставилась возможность проделать все сначала, она не поддалась бы ревности и не стала бы попусту растрачивать драгоценное время, когда они были вместе!

Ну, почему, находясь в Гошок-холле, она не спросила у Ли, не обнаружились ли еще какие-нибудь тайные документы, спрятанные за стеной?! И почему она тогда сама не посмотрела? И почему…

Тут она увидела, что поезд приближается к Эшбертону. Уже шагая по платформе, Дуглесс вдруг осознала, что решительно ничего не может изменить в случившемся! Прошло время, когда она могла хоть чем-нибудь помочь! Ли и сам в состоянии написать книгу, и она знает, что он в любом случае будет работать над ней очень тщательно. У Роберта есть дочь, а она, Дуглесс, ему не нужна! Единственным, кому она была нужна, оказался Николас, но и его она подвела!

И единственное, что ей теперь остается, это возвращаться домой!

Выйдя из здания вокзала, Дуглесс медленно побрела к гостинице. Надо будет позвонить в кассу аэропорта и выяснить, нельзя ли тотчас забронировать место на самолет. Возможно, дома, в привычной обстановке, она подумает, как искупить свою вину!

По пути ей надо было пройти мимо церкви, где находилась могила Николаса, и ноги ее, как бы сами, свернули к церковной калитке. В церкви никого не было. Через верхние окна с витражами струился солнечный свет, и лучи его осторожно касались могилы Николаса. Белизна мрамора была холодной И мертвой.

Дуглесс медленно прошла к надгробию: а может, если она помолится, Николас вернется? Быть может, она попросит Господа хорошенько, и Он позволит Николасу вернуться к ней?! Ну, хотя бы на пять минуточек! – подумала она. Этого вполне достало бы, чтобы рассказать ему о предательстве жены!

Но, коснувшись холодной мраморной поверхности, она поняла, что это невозможно: то, что с ней произошло, случается лишь раз в столетие! Ей была дана возможность спасти человеку жизнь, но она не сумела этого сделать!