Константин Бояндин - Осень прежнего мира

— Великим предком? — заинтересованно наклонился вперёд шантирец. — Что-то раньше ты о нём не говорил.

— Куда уж мне, ничтожному, — вздохнул человечек, наливая ещё вина. — Я всего лишь неудачное воплощение всех его великих достоинств. Хотя, конечно, я стараюсь.

— Представляю, что такое удачное воплощение, — содрогнулась девушка.

— Представить себе такое очень трудно, — покачал головой монах. — Кроме того, есть ещё одна причина не торопиться на подвиги.

— Какое же?

— Вы все очень плохо к ним подготовлены.

Все недовольно заворчали.

— Ну, знаешь, Сунь, — шантирец был недоволен больше всех. — Не хочешь ли ты сказать, что по сравнению с тобой мы ни на что не годимся?

Монах тяжело вздохнул, но ироничной усмешки на его лице не появилось.

— Я не сказал — по сравнению со мной. Я занимаюсь этим не один год… да и не одну жизнь, кстати, — Коллаис насмешливо уставилась на монаха. — Вот скажите мне, чем отличается профессиональный искатель приключений от обыкновенного воришки?

— Объёмом похищенного, — съязвил шантирец.

— Не только. Обычный воришка занимается кражами не из любви к искусству… по крайней мере, в большинстве случаев. Ему хочется есть, пить, развлекаться с женщинами… — он осёкся, глядя на шантирку.

— Понятно, — кивнула та. — Продолжай.

— Слушаюсь. Профессионалу доставляет удовольствие сам процесс преодоления препятствий.

— Ну, допустим, — кивнул шантирец. — Так чем же мы плохи?

— Я ещё не закончил. Профессионал, кроме того, стремится выжить. В большинстве случаев — скорее выжить, чем достигнуть цели. Вот и вся разница.

Остальные недоумённо переглянулись.

— Ну ладно, допустим, что на мечах я пока сражаюсь хуже тебя, — произнёс Бревин. — Но до сих пор мы преодолевали все препятствия и всё же выжили. Что тебя не устраивает?

— Едва выжили. Едва. Вспомни себя. Вспомни Олли… впрочем, о нём разговор особый. В этот раз нам просто повезло. В следующий раз может уже не повезти.

— И что ты предлагаешь?

— Тренироваться. Кое-чему смогу обучить я, кое-чему — кто-нибудь другой. Я знаю немало людей… впрочем, не только людей, которые будут рады помочь вам.

— Что бы мы только без тебя делали, — иронично протянул Бревин, приглаживая волосы.

— Пропали бы, — пожал плечами человечек. — Тут и гадать нечего.

— Ладно, спорщики, — перебила Коллаис. — Все готовы приступить к главному блюду?

К вечеру мир казался не таким уж и жестоким, а жизнь — не такой уж и короткой.

— Кстати, Олли, — шантирец удобно устроился в кресле; рядом с ним стояли бутылки с винами и вазы с фруктами. Прислуга в доме была отлично выученной и никак не привлекала к себе внимания. — Что это было за пугало? Я ведь так и не помню, что произошло. Помню, что… — он помедлил. — из меня будто высосали все соки… и всё.

— Мирацу, — коротко ответил Ользан.

— Что-что?

— Оборотень. Раса такая. Малочисленная, правда.

Коллаис удивлённо подняла брови.

— Да брось ты, — недовольно ответил шантирец. — Какая, будь она неладна, раса! Я немало слышал об оборотнях. Никакого сходства.

— И что же ты слышал? — спросил художник заинтересованно.

— Что и все. Что это — результат проклятия или болезни. Обычные люди, которые во время полнолуния перерождаются во что-то жуткое, кровожадное и почти неуязвимое. Понятно, что от серебра никому спасения нет. Кроме того, — шантирец сделал хороший глоток и отставил бокал. — Стоит оборотню ранить человека, как и тот становится оборотнем. Вчера было полнолуние, а с тобой всё в порядке.

— А, вон ты о чём. Тогда мы просто называем разные вещи одним и тем же именем. То, о чём говоришь ты, действительно результат проклятия. Но это не раса. Мирацу гораздо опаснее, гораздо умнее, гораздо сильнее и стараются избегать человеческого общества.

— Ну, насчёт их силы у меня сомнений нет, — отозвался Унэн. — Так что по мне, пусть они остаются малочисленными и продолжают избегать людей. Прутья она выламывала — любо-дорого было посмотреть.

— Какие прутья? — не понял шантирец.

Монах рассказал.

— Так ты её отпустил? — шантирец не поверил своим ушам. — Совсем с ума сошёл! Пусть она даже умеет разговаривать — представляешь, сколько ещё людей она успеет сожрать?

— Пока что она сожрала только привратника, — поморщился художник. — И то не съела, а просто пришибла. Впрочем, я на её месте тоже не стал бы с ним любезничать.

— Мне, ты уж извини, трудно поверить, что она просто ушла по своим делам, — сухо возразил Бревин. — По себе могу судить.

— Она, похоже, была очень голодна. Иначе могла бы выбрать какой-нибудь другой способ восполнить силы. Необученный человек почти не может сопротивляться мирацу.

— Какой это другой способ?

— Как сломить внутренне сопротивление? Напугать тебя. Разозлить. Заняться любовью, наконец. Последнее — самый простой способ забрать всё, что есть у человека.

— Я бы предпочёл последнее, — криво улыбнулся шантирец. Краем глаза Ользан заметил, как поморщилась его сестра.

— Конец был бы один и тот же, — вздохнул художник. — Вспомни: о тебе заботились неплохие целители. И тебя, кстати, не успели высосать досуха.

— Как же ты справился? — скептически спросил Бревин.

— Я просто поговорил с ней.

— Всего-то?

— Всего-то. На неё это произвело большое впечатление.

— Да, кстати, — монах вновь подал голос. — О чём вы с ней говорили? Мне это крайне интересно. Мне не доводилось встречаться с мирацу.

— Мне бы и не хотелось, — вздрогнула Коллаис. — Ужас какой! Мне потом кошмары снились несколько ночей.

— Я сказал ей… — Ользан закрыл глаза и приподнял голову, вспоминая. — «Мы друзья.» Она ответила, что не верит.

— Дальше, — Коллаис обернулась и увидела, как монах что-то быстро записывает в тетрадь.

— Дальше. «Если я выпущу тебя, ты не станешь нас трогать?» Она ответила, что ошейник не позволит ей выйти.

— Вот оно что, — медленно проговорила девушка. — А я-то думала, почему она не разобрала на части и укрытие, и всех, кто там был. Без нашего участия.

— Дальше, — монах продолжал строчить.

— Что дальше? Она вышла, и я сказал, что она свободна. Она и ушла. Ну, по пути залечила мне раны. Очень мило с её стороны.

— Что она сказала на прощание? — спросила Коллаис, чуть прищурив глаза.

Ользан выдержал взгляд.

— Ничего, — заминки с ответом вроде бы не получилось. — Просто посмотрела мне в лицо и ушла.

— Очень романтично, — заключил Бревин. — Откуда ты знаешь их язык?

— Я же говорил. Понятия не имею. Просто… осознал, что могу разговаривать на нём. — Монах встрепенулся при этих словах, но ничего не сказал.

— Ну ладно, — Бревин вновь взял бокал. — Допустим. Я уже могу в это поверить. Но откуда ты вообще узнал, что это мирацу?