Андрей Посняков - Шпион Темучина

– Ну а мы пока чего-нибудь вам расскажем, Эттэнгэй-гуай, если ты, правда, не возражаешь?

– Не возражает, не возражает, – закричали собравшиеся. – Эй, дуучи, спой нам, про что обещал. Или – про северных людоедов. Чтоб страшно было до жути!

– Спеть – это к ним, – нойон небрежно кивнул на своих связанных спутников, – а я вам не какой-нибудь там нищий певец, я – артист разговорного жанра, сказитель!

– Так рассказывай же, улигерчи! Надоело ждать!

– Ну, уж это как ваш участковый решит. – Баурджин оглянулся на десятника.

– А, рассказывайте! – почесав голову, махнул рукой тот. – Все равно ждать. Только учтите – руки мы вам не развяжем.

– А как же играть?

– Не знаю, – усмехнулся воин. – Придумайте что-нибудь, на то вы и улигерчи-дуумчи.

– Что ж, делать нечего, – нойон посмотрел на парней. – Сейчас я начну сказание, а как притопну ногой, повторяйте хором последнее слово. Все поняли?

– Поняли. Повторим.

– Ну, что ж… Как говорится – с Богом!

Плохо было то, что убойная поэма Некрасова «Мороз, Красный нос» в данных конкретных условиях ну никак не годилась – обещано-то было нечто другое. А что – другое? Баурджин-Дубов долго не думал, взяв в качестве литературной основы выступления людоедку Эллочку Щукину из «Двенадцати стульев».

– В одном дальнем кочевье жила-была баба!

Нойон притопнул.

– Баба!!! – на два голоса в унисон выкрикнули Гамильдэ-Ичен и Сухэ.

– Не доила она коров…

– Коров!!!

– Не делала сыр долгими зимними вечерами…

– Вечерами!!!

– И даже овечью шерсть не пряла!

– Не пряла!!!

– Вот сучка! – возмущенно выкрикнул какой-то седобородый дед. – На кой ляд такая баба?

– Тихо ты, Харгимгийн, не мешай! Тебе-то уж точно уже никакой не надо!

Старик притих, и ободренный первым успехом нойон продолжил сказание дальше:

– А все сидела, да смотрелась в медное зеркало!

– Зеркало!!!

– Любовалась собою.

– Собою!!!

– И все завидовала жене хана.

– Хана!!!

– Ханша пошьет тэрлэк из шелка…

– Шелка!!!

– И она – из простого сукна.

– Сукна!!!

– А бедный муж ее, простой арат, с утра до ночи работал!

– Работал!!!

– Пас на дальних пастбищах скот.

– Скот!!!

– А жена его упрекала – нет у меня расписного тэрлэка…

– Тэрлэка!!!

– Ожерелья жемчужного нет у меня.

– У меня!!!

– Плохой ты муж, парень!

– Парень!!!

Вдруг послушался топот копыт. Все повернулись и посмотрели в сторону быстро приближавшихся всадников. Первый испуг быстро сменился радостью.

– Хэй-гэй, наши! Вождь с шаманом скачут и пастухи. Эх, не дали дослушать…

Десятник Эттэнгэ приосанился и выехал на середину площади, к «артистам».

– У спрятанного настила задержаны трое подозрительных. Говорят, что сказители-музыканты.

– Музыкаты? – Старейшина, сморщенный смешной старичок с седыми прядями волос, выбивающимися из-под войлочной шапки, обрадованно уставился на задержанных. – Вот так послали боги! Как раз вовремя – случка прошла удачно!

– Случка прошла удачно! Удачно… удачно… – радостно зашептали в толпе.

– Да, удачно! – подбоченясь, еще раз подтвердил старейшина. – Посему – сегодня вечером объявляю праздник. Верно, Голубой Дракон?

Тот, кого он назвал Голубым Драконом, смотрелся куда импозантней, да и вообще, выглядел, пожалуй, внушительнее всех. Смуглое горделивое лицо с орлиным носом, упрямо выпяченный подбородок, брови вразлет, длинные волосы, черные как смоль. Сам мускулистый, поджарый. Красавец мужчина, что и говорить. Этакий индеец. Глаза ничуть не узкие – большие, темные, внимательные, а вместо шапки – зубастый череп птеродактиля, выкрашенный голубой краской. Ну, правильно – Голубой Дракон. Голубой – цвет вечности, верности и спокойствия. Странный цвет для шамана, колдуну бы больше пошел черный. Это ведь шаман, кто же еще-то? В такой-то шапке! Да и на шее – ожерелье из змеиных голов. Красивое… видать, этот шаман большой модник… и разбиватель женских сердец, право слово, ишь как посматривают на него местные молодайки! Словно кошки на сметану.

– О, великий вождь Корконжи, – спешившись, шаман подошел к старейшине. – Позволь сказать слово?

Старейшина махнул рукой:

– Говори, Гырынчак-гуай. Всегда рад тебя слушать.

– Эти люди… – шаман обвел пленников подозрительным взглядом. – Они называют себя сказителями? Что ж, может быть, это и так. Но, разве сказитель не может быть разбойником или чьим-нибудь соглядатаем?

Баурджин поморщился – шаману нельзя было отказать в логике.

– И что ты предлагаешь, Гырынчак? Отменить праздник?

– Зачем? – Голубой Дракон исподлобья взглянул на притихших обитателей кочевья. – У вас будет сегодня праздник, люди! Раз его обещал великий вождь Корконжи, да хранят его боги. Только сперва пусть зубы дракона, – он торжественно дотронулся до «драконьего» черепа, – скажут нам – кто эти люди на самом деле? Эттэнгэ-гуай, пусть они по очереди войдут в гэр вождя. Сначала – этот. – Палец шамана уперся в грудь Баурджина. – И не забудьте принести хворост для священных костров.

Черный смолистый дым от священных костров, разложенных перед гэром старейшины, поднимался высоко в небо. Двое молодых парней – помощники шамана – с разрисованными обнаженными торсами, гремя погремушками, громко выкрикивали заклинания – прогоняли черные замыслы чужаков.

Девять раз Баурджин обошел каждый из костров, затем был тщательно обкурен головешками и уже после этого наконец-то допущен в гэр. Войдя, поклонился:

– Мир вашему дому!

– А, улигерчи! – Старейшина Корконжи обрадованно потер руки. – Ну-ка расскажи нам что-нибудь!

– Вот именно, расскажи, – усмехнулся шаман. Сняв с головы череп птеродактиля, он сидел на белой кошме рядом с хозяином гэра. – Только не что-нибудь, а то, что мы спросим. Откуда ты и твои люди?

– Мы явились с юга. – Нойон молитвенно сложил руки. – Явились с миром, чтобы…

– Юг – понятие растяжимое, – холодно перебил шаман. – Есть юг – Гоби, юг – тангутские степи, царство Цзин – тоже юг, и также юг – озеро Буир-Нур и кочевья у берегов Керулена. Кочевья Темучина. Так, значит, вы оттуда пришли?

Баурджин на миг опустил глаза – шаману нельзя было отказать в логике – умный, черт.

– Да, мы были и в кочевьях Темучина. Читали сказания, пели. Но гэры моих спутников остались далеко к югу от Керулена, в Гоби, на границе тангутских земель. Я ж был рожден в Баласагуне.

– Ого! – Шаман перевел взгляд на старейшину и пояснил. – Город Баласагун, уважаемый Корконжи, расположен очень далеко на закате солнца, в землях кара-киданей, на пути в Хорезм и кипчакские степи.