Дмитрий Гаврилов - Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы

— Вот так человек порой — и собой хорош, и речи ведет красивые, а нутро у него хуже навьего, — сказала Яга, — Пора спасать героя твоего!

— Мой теперь и стар, и изувечен. Ладно говорить он никогда не умел. Ну, а черный дар его не от Белбога будет — одна надежда на тебя, Макощь-Матушка.

— Кто об чем, а бабы — все о добрых молодцах! — захохотал Седовлас.

Ольга за ведовством и не приметила, как и когда очутился здесь чародей, и, несомненно, ни одна девичья мысль от старца не ускользнула.

Тяжелыми усталыми шагами хозяин измерил горницу.

— Стало быть, против меня, темного и бессердечного козни строите? Ой, нехорошо, мать! А что ежели я осерчаю — тогда как?

Ольга молчала, молчала и хозяйка, лишь колесо её постукивало за окном.

Но Он и не искал ответа, потому что знал Все:

— В любом Творении моя доля — ровно половина. Та самая половина, что никак не удовлетворится собой. Я вел твоего героя по жизни с самого рождения. Он мог бы достигнуть большего, но такова уж природа смертных — им не жить без любви. Осознав свое одиночество до конца, даже самые могучие из них погибают, лишившись ее.

Ругивлад бежал от людей, не желая причинять им боль, а выходит — спасался от себя, заключая собственную душу в узилище. Он был моим орудием, самым непокорным из всех. До сих пор никто, получив Дар, не смел ему так сопротивляться, как то делал всю жизнь твой любимый. И он преуспел в ослушании. Хотя от любви до ненависти — один шаг, и ровно столько же от ненависти до любви.

Я проверял вас. И больше ни тебя, девица, ни волхва твоего пытать не стану! Проси чего пожелаешь, проси не лукавя — все так и сбудется… Загадай про себя желание!

— Ну, и хвала Роду! — заключила старшая Пряха, гладя маленькую, хрупкую, вздрагивающую в рыданиях Ольгу по шелковистым волосам.

И черный кот, довольно урча, терся о ножку.

— Что мурлычешь, бездельник? Пора в обратный путь? — сказала Макощ, — Самой-то гостье не поспеть!

— Я поведу ее! — заслышали они юный голос, — Одолжишь сандали?

— А, сынок? Давненько не захаживал! — обрадовался Седовлас.

— А что мне с мертвяками делать? Я ж не извращенец какой? — отозвался собеседник.

— Все такой же остряк! Весь в меня! — похвалился Седовлас.

Видит Ольга за окошком толи юноша стоит пригожий, а может — красна девица. Не бывает таких ладных!? Белы кудри спадают на плечи, да и кожа белее снегов.

— Ступай! — кивнула Пряха, — Этот точно выведет, куда надо, хоть и большой путаник! Он затем и прибыл.

— Эй, мать! Куда черевья запропастились? — бурчал Седовлас, перебирая какой-то хлам в массивном сундуке.

Тут же из под широкой ладони старца выпорхнула, может, птица, а, может, и не птица. За ней и вторая! Кот прыгнул. В когтистых лапах трепыхалась крылатая сандаль.

— Гули! Гули! Гули! — позвала хозяйка другую.

Черевичка послушно села на руку, заворковала.

Баюн уж прилаживал первую на девичью ножку. Она пришлась как раз в пору. Только вторую надели — как замашут крыльями, Ольга едва устояла.

— Цыц! Будете озорничать — все перья повыдергаю! — пригрозил кот.

Седовлас вывел гостью на крылечко, где сидел-посиживал юноша.

— Гм! А ты ничего? — задумчиво проронил парень, разглядывая девушку.

— Не про тебя она! Не про тебя! — успокоил его хозяин, а затем, обернувшись к Ольге, прибавил — Все, что просила — сбудется! В том не сумлевайся!

— Прощайте! — отвечала она, потупив очи.

— До свидания! — усмехнулся Седовлас.

Едва Ольга сделала шаг с крыльца — мир закружился, стирая грани, а она запорхала мотыльком в пустоте. Сгладились все черты, затем и вовсе стало темным-темно.

— Не бойся! — вспыхнула белая звездочка.

— Ничего не бойся! — вспыхнула другая.

— А я и не страшусь! — возразила она, пытаясь направить свой полет.

— Храбрая девушка! — отозвался белый юноша, протягивая руку, — Держись!

— Удивительно! — думала Ольга, — Вроде, и парень, а ладонь-то девичья?

— Мне другой не полагается! — улыбнулся проводник, — Ну, что? Полетели?

— Полетели?! А куда? — недоумевала она.

— На Свет! — ответил бог.

И тут же в ужасающей звездной пустоте пролилась дивная, ни с чем несравнимая по простоте мелодия. А к ней были слова — может, это пел её юный водчий, а может, девушке только казалось, что он исполняет песнь. Не все ли равно! Да и какие это были слова? Сколько не пыталась запомнить — они ускользали быстрее.

И звездочки танцевали в такт незатейливым звукам невидимой дуды.

Воздух корчмы был наполнен дивными запахами, от которых у путника аж слюнки потекли. Хозяин, завидев у дверей высокую фигуру черного волхва, мигом разобрался с каким-то словоохотливым посетителем и поспешил к словену. Дела в последнее время шли неважно, князь прижимал торговцев налогами, те повышали цену. Волей-неволей, владельцу заведения не оставалось ничего, кроме как следовать их примеру. От того завсегдатаев сильно поубавилось, и приход щедрого чужеземца сулил удачу.

С порога Ругивлад оглядел общество, но кроме неизменного Туполоба Долговязого, пившего горькую, он не увидал ни единого знакомого лица.

— Каким судьбами в наших краях? — обрадовался хозяин, провожая словена к столику, хотя не минуло и четырех месяцев, как они виделись в последний раз, и вопрос говорил лишь о традиционном хлебосольстве.

— Эко разукрасили!? Да, врагам, видать, мало не показалось? — добавил он, украдкой посматривая на лицо Ругивлада, по которому от седого виска и до самого подбородка шел косой багровый шрам

— Мне нужны свежие слухи, а лучше — вести! — гость рухнул на скамью и добавил, — А тебе, как я погляжу, пригодились бы молодые кобылицы. Так, их у меня две. Бери одну — во дворе стоят привязанные, а другую я про себя пока оставлю! Да принеси чего-нибудь пожрать — устал, как пес!

— Каши? — хозяин скорчил гримасу, — Прощения просим, недоглядел — больно пересолена …

— К Шуту твою кашу! — рявкнул Ругивлад.

— Вот это другое дело! Давно бы так! — усмехнулся тот и спешно удалился сделать необходимые распоряжения…

— Ну, что слышно в стольном городе? — спросил словен, когда хозяин вернулся, а с ним принесли и всякую всячину.

— Все помаленьку. Давеча приехал из Степи хан Ильдей, да на княжий двор. А ему от ворот — поворот. Князь, мол, в Берестове баб ядрит, а дядя его никого не принимает, сильно недужит. Ильдей стал орать, что у него известия важные, но никому он их не доверит, окромя самого Краснобая Малховича. Варяги такого паскудства от печенега терпеть не стали, да и погнали прочь. Рассвирепел хан, те, кто с ним были тоже за мечи похватались! Но тут сходит с крыльца сам княжий уй, весь скукоженный, старый, да спрашивает: «Что за дело к нему?». «Вот диковинка заморская, — отвечает хан, — Ее Красно Солнышко хотел иметь у себя». И точно — восемь степняков волокут мешок, да ставят посреди двора. Краснобай хану ручкой так делает, мол, чтоб приблизился. Ильдей как пошептал боярину на ушко — тот в лице переменился. «Несите, — говорит, — диковину в гридню, да и оставьте нас с ханом наедине».