Вадим Кондратьев - Извек

— Сынки! Жорево и порево — это очень здориво, однако, доедим потом. А пока надо кой-куда съездить и человечка одного сыскать. За него платят…

Войско с готовностью рявкнуло что-то невразумительное, отчего в котле с похлёбкой прибавилась ещё одна ворона. Бутян развернул коня и, взмахнув рукой, окликнул подручного:

— Дрозд! Десятка Камшука догонит потом. Пусть грузят добро в повозки и волокут следом.

Косоглазый грохнул себя кулаком в грудь и поскакал отдавать распоряжения. Улыбка Бутяна вновь явила на свет квадратные зубы.

— Ну, сынки, в путь?! — гаркнул он в полный голос и, под радостный хмельной рёв, двинулся к просеке.

Войско плавно потекло за атаманом, вытягиваясь в походную колонну. Со свистом и гиканьем вперёд проскакал дозорный разъезд во главе с Адизом. Только им разрешалось ехать «поперед батьки». Бывалые воины знали своё дело и спешили выдвинуться на тыщу саженей вперёд, дабы при надобности войско успело перестроиться к бою.

Через некоторое время за спиной Атамана послышался быстрый топот. Дрозд осадил скакуна в трёх шагах позади и, поравнявшись, бодро доложил:

— Обоз готов, идёт следом. Камшук со своими замыкает.

— Вот и гоженько, — кивнул Бутян. А теперь слушай здесь.

— Да, батька!

— Скоро будем на месте, там станем ждать, пока не появится один человечек. Как появится — будем его немножко убивать. Причём насмерть. Предупреди всех десятников: меч, коня, флягу и сумку — мне! В цельности и сохранности! Сделаете — кошели станут тяжелее, много тяжелее. Не сделаете — развешаю всех на деревьях, как белка грибы.

— Одна душа? — удивился косоглазый. — Это ж, на раз сморкнуться!

Бутян с интересом поглядел на подручного. Когда отвёл взгляд, на лошадином лице блуждала тень зловещей улыбки.

— Не кажи гоп, хлопец! Чую не простой человечек. Оч-чень не простой…

…Войско неспешно катилось по равнине, но в этой кажущейся медлительности чувствовалась неотвратимость морского прилива. Три сотни всадников растянулись коровьим языком, сохраняя неуловимое глазом построение. Лишь опытный взор мог заметить, что каждый из трёхсот, строго держится отведённого места в колонне, постоянно находясь в поле зрения десятника. Те, в свою очередь, постоянно поглядывали в голову колонны, где вокруг главаря держалась кучка вестовых.

Бутян гордился своим войском. Он лично отбирал бойцов себе под стать. Сам же их натаскивал, используя богатый опыт и знания, накопленные смолоду, когда был наймитом в Цареградской страже. За годы, проведённые на службе, узнал почти всё о воинских манерах разных народов. Изучил их слабые и сильные стороны. Смекалистый ум находил ошибки и недостатки, но природная хитрость подсказывала не лезть к военачальникам с советами, а мотать всё на ус и выживать в любых ситуациях. Наконец, заматеревший в боях Бутян убедился, что в наёмниках учиться больше нечему. Улучив момент, прихватил с собой мал-маля цареградского золота и подался на вольные хлеба.

Тут же стал собирать под своим началом крепких сорвиголов, сколачивая небольшое, но весьма справное по выучке войско. А уже с войском начал думать о том, чтобы потихоньку обосновать где-нибудь маленькое княжество и к старости зажить спокойно и беззаботно, наставляя детей и воспитывая внуков. Вдохновляли на это и уверенность в собственных силах, и пример одного древнего героя, про которого услышал в детстве от старого баяна. Тот, собрав на Дону ватагу лихих голов, тоже, в конце концов, добыл себе и власть, и славу, и счастливую старость.

А мы чем хуже, частенько размышлял Бутян, глядя на своих рослых воинов. Крупное длинное лицо атамана чуть светлело, смягчая обычную суровость, но не особо сглаживая груботёсанные черты. Могучая нижняя челюсть выдавалась вперёд, за тонкими губами скрывались огромные крепкие зубы, которым, если бы не заострённые хищные клыки, могла позавидовать любая породистая лошадь.

Укутанная тающим туманом дорога, уводила все дальше в лес. Нити солнечных лучей, прорвавшись сквозь густую листву, колыхались над травой и высвечивали россыпи крупных росинок. Извек достал из переметной сумы Кощеево угощение. Придирчиво осмотрел душистые лепешки с орехами и сморщенными коричневатыми ягодами. Не заметив ничего необычного, попробовал, удивился свежести, будто печенье только на рассвете рассталось с жаром печи.

Ворон бодро топотал под разноголосье утренних птах. Жадно ловил ноздрями аппетитный запах, косил глазом и фыркал, успешно выклянчивая лакомство: каждая третья лепешка доставалась ему. Наевшись, Сотник обмахнул бороду и, на всякий случай пошарил в суме. С удовольствием убедился, что там еще осталось, отряхнул руку, застегнул потертый ремень. Лес становился гуще. Солнечные зайцы постепенно исчезли, и под изумрудным пологом воцарились прозрачные светлые сумерки. Завтрак навеял благостное настроение, будто все события последней седьмицы приснились и теперь наступило светлое пробуждение. В голове промелькнула мысль: может всё привиделось, и Лелька, и берег, и река… Может и не было ничего у костра…

— Было! — ответила тупая игла в сердце. — Было!

Будто в подтверждение, Ворон ржанул, потряс гривой и шумно вздохнул. Извек нагнулся вперёд, почесал жёсткую чёлку.

— Ничё, ничё! Всё у нас будет хорошо. Вернёмся — найду и тебе хорошую кобылку и, на ночь в поле отпущу… а то и на две.

Ворон заметно воспрял духом. Цокот стал звонче, чёрные лопухи вытянулись в небо. Извек усмехнулся.

— Как нам всё-таки мало надо для счастья. Чтобы жилось не голодно, не холодно и было к кому приласкаться. Потом, конечно же, детишки… Ну, само собой, чтобы было на что их с мамкой побаловать. А там, чтобы для отпрысков хорошие пары нашлись. И, чтобы внуки радовали, и чтобы героями были. И чтобы в ратном деле с ними всегда Спех был. И, конечно же…

Ворон звякнул удилами.

— Да… — спохватился Сотник. — Для счастья нужно совсем немного.

Наезженная просека вывела на тесную полянку и разделилась надвое.

Ага, вот и развилка, изрёк Извек. Видишь, травоед, не соврал Кощей. Все как в сказке: направо поедешь — хрен знает, куда уедешь. Налево поедешь — хрен знает, когда приедешь, хотя нам вообще-то налево. А назад поедешь…

Да никуда ты, сказочник, не поедешь. Здесь и останешься…

На полянку из-за деревьев медленно вышли рослые мужики с наглыми мордами. В руках недобро поблескивало разномастное оружие. У кого меч, у кого палица или кистень. Двое при топорах. Один то ли с рогатиной, то ли с самодельным копьем, увенчанным жутким наконечником в локоть длиной.

— Как же я не люблю охоты и засады… — досадливо сморщился Извек.