Вадим Кондратьев - Извек

Кощей застонал, исполненный бессильной ярости. В сердцах смёл со стола чаши и кувшины.

— Ну ничего, скоро новая вера посшибёт всю спесь. От рабов божьих до простых рабов шажок меньше пичужьего. Коли перед чужим богом спину согнут, то и на колени встать недолго. А вот стоять на коленях придётся долго… Ох, как долго…

…Бутян проводил взглядом кувыркающийся в воздухе топор, глянул на отбитую руку. Если бы не наруч с кованными пластинами, переломилась бы как прутик. Благо, меч пришёлся плашмя. Был ли это расчёт, или ошибка русоволосого дружинника, рассуждать некогда. Молниеносно оценив ситуацию, Бутян собрался и метнул тело вперёд. Быстрота и напор не раз спасали его раньше. Пока противник радовался, увидав в руках у Бутяна сломавшийся меч или обрубок топорища, атаман живым вихрем врезался в грудь противника, и в мгновение ока ломал могучими ручищами неприкрытую доспехом гортань.

На этот раз боги не были благосклонны к лихому батьке. Кулак Извека встретил его на полпути и, изменив направление полёта, откинул Бутяна в сторону. Громыхнув спиной о камни моста, атаман привычно перекатился через голову и… ощутил, что твердь под ним кончилась. Носки сапог скребнули по отвесным валунам, руки судорожно растопырились в поисках опоры, а тело уже начало движение вниз.

Перед мысленным взором Бутяна пронеслись пики камней, поджидающие на дне ущелья. В брюхе всё сжалось в ожидании последнего полёта, в конце которого смерть. Однако в этот раз Ящер чем-то отвлёкся, а Перун не спешил получить в свою дружину воина с лошадиным лицом. В последний момент руки Бутяна встретили опору, и он повис над пропастью, как вяленый жерех над подоконником. Вверх, по источенным ветрами камням, тянулись белые полосы птичьего помёта. Чуть сбоку чернели прутья брошенного гнезда, а сверху появилась голова удачливого противника. Синие как небо глаза округлились, но тут же прищурились, встретившись с яростным взглядом Бутяна.

— Да, — протянул Сотник. — Видать Несреча тебе нынче. Хотя нет! Всё-таки Среча, потому как камни внизу ещё чистые. Погодь маленько, за верёвкой схожу

— Проваливай! — прохрипел Бутян. — Дальше не твоё дело.

— Упрямый? — вздохнул Извек. — Ну как знаешь, хотя понимаю, сам такой: лучше смерть, чем милость. А жаль…

Голова исчезла. Щёлкнул брошенный в ножны меч, затихли быстрые шаги. Скоро по мосту прогрохотали копыта и наступила тишина, нарушаемая лишь натужным дыханием атамана и посвистыванием ветра в скалах. Руки начинали неметь, особенно правая, отсушенная ударом. Бутян понимал, что если будет продолжать висеть, встреча с камнями — лишь вопрос недолгого времени. Пора выбираться. Он постарался покрепче утвердить непострадавшую руку. Осторожно отцепил правую, опустил, потряс, восстанавливая кровоток. Когда начал ощущать содранные в кровь пальцы, вернул руку на место, уцепился покрепче и повис, приводя в порядок левую. Глаза спешно ощупывали камень в поисках удобных зацепов. Как назло, видел лишь несколько глубоких вертикальных щелей, да дыры брошенных гнездовий, с мусором и трухой, грозящей осыпаться при первом прикосновении.

Подтянув тело вверх, Бутян втиснул предплечье в трещину и заклинил его, сжав кулак. Перевёл дыхание, зашарил над головой свободной рукой. Тщетно. Голый камень лишь изредка выступал чешуйками не толще пальца, которые отслаивались и ломались, не выдерживая тяжести окольчуженного воина.

Надежда на спасение уже сделала первые шаги прочь, но помедлила и в сомнении оглянулась. Бутян попытался забросить ладонь в дыру гнезда, но едва не потерял единственную опору. Из горла вылетел рык. По внутренностям пополз ледяной змей страха и досады. Мечты, что лелеял в последние годы, растворялись зыбким туманом. Видно не дожить ему ни до старости, ни до внуков. Дыхание вырывалось со стонами. Он посмотрел на оскалившееся камнями дно ущелья. Среди гранитных клыков то ли привиделись, то ли действительно лежали белые, отполированные дождями кости. В голове промелькнула злая мысль: не дожидаться, когда руки ослабнут окончательно и он бессильно полетит вниз. Не лучше ли оттолкнуться и самому сделать рывок в объятия смерти.

Упавший на голову камушек только прибавил злобы, но донёсшийся вслед за этим голос Дрозда заставил вывернуть шею и глянуть вверх. Косой недоумённо хлопал глазами и опускал спасительный ремень.

— Батько! Будя висеть-то! Цапай за пряжку и пойдём наверх!

Перед носом Бутяна раскачивался конец перевязи боевого рога. С другого конца перевязь продолжалась шёлковым поясом, снятым когда то с толстобрюхого ромейского купца. Косоглазый тогда немало повеселил атамана, наматывая алую полосу ткани, в три слоя, поверх рубахи. Теперь же пояса едва хватило, чтобы намотать вокруг запястья и свесить ремень вниз.

Бутян стиснул зубы, чтобы не закричать от полыхнувшей в сердце радости. Медленно, боясь сделать неверное движение, поднял побелённую пташьим помётом руку, вытер ладонь о жесткие волосы и бережно поднёс к чеканной пряжке. Прикинув длину перевязи, зажал узорчатую пластину между пальцами и сделал оборот. Рука оказалась в плотной петле. Бутян осторожно подтянулся и, почти с удовольствием, ощутил боль от врезавшегося в ладонь ремня. Рот открылся в бесшабашном оскале.

— Гожо, воробышек, полезли помаленьку.

Дрозд потянул на себя. Связка заколыхалась струной, приняв дрожь руки. Лицо Дрозда порозовело. Вытянув пояс на два вершка, перехватил пониже и сдвинул батьку ещё на вершок. Бутян зашлёпал свободной ладонью по камням. Нащупав трещинку, уцепился пальцами, выдал слабину. Косоглазый мгновенно подобрал пояс, лицо из розового стало пунцово красным, заблестели бусины пота, и атаман сдвинулся вверх на пядь. Теперь Бутяну удалось найти зацепку поглубже. Утвердившись на ней, он ещё подался вперёд, вывесив пол-локтя спасительной связки. Заметил, как налились кровью косые очи Дрозда, подмигнул, натужно прохрипел:

— Не торопись, орёлик, нам внизу вдвоём делать нечего. Передохни малость, к вечеру всё одно выберемся.

— Ага, — прошипел Дрозд. — Если не замёрзнем по дороге.

Он перекинул провисший пояс через шею, натянул шёлк и перехватил как мог дальше. Пальцы побелели и пояс сдвинулся на локоть. Носки Бутяновых сапог скребнули по камню, рука нашла очередную зацепку. Дрозд, улучив момент, продёрнул пояс по шее. Глаза заблестели радостью: атаман уже мог помогать ногами.

— Сдюжим, батько! Видят боги, сдюжим!

— Сдюжим… — отозвался Бутян и зажмурился.

В глаза упали капли пота, сорвавшиеся с носа Дрозда. Бутян потряс головой, на сухой камень полетели брызги, в глазах щипало. Преодолев ещё полтора локтя, кое-как закрепил ноги на стене, и уже спокойней намотал на запястье пару оборотов. Сверху капало всё чаще, но мутный пот был приятней весеннего дождя. Глаза Дрозда лезли из орбит, но он всё чаще перехватывал пояс и тянул с таким остервенением, что атаман едва успевал цепляться за выбоины.