Вадим Кондратьев - Извек

— Сдаётся мне, сокол мой певчий, что знаю я, куда этот бродяга путь держит.

— К хозяину Чёрной Горы? — неуверенно предположил Дрозд.

— Похоже. Больше не к кому. Дорожка в ту сторону одна, — на лице батьки обозначилось недоумение вперемежку с недоверием. — Хотя, дурней дорожки даже без башки не выберешь. Сам направляется в гости к тому, кто за его голову золотые горы посулил. Чудно!

Атаман помолчал размышляя, тряхнул головой, снова потёр густую щетину на подбородке.

— А не перехватить ли нам того молодца чуть раньше?

— Как? — не понял Дрозд. — Да в этой стёжке загибов на три дня верхом, а коник у хлопца не чета нашим. Выпереживать никак не способно.

Бутян одобрительно посмотрел на памятливого подручного. Единственный раз Дрозд с атаманом ездил по этим местам, год тому. Но память на пути-дороги была особой гордостью косоглазого.

— Верно! Верхом как раз три дня. А пешим денёк с гаком и перехватим.

Глянув ещё раз в оба конца дороги, он пустил коня к краю оврага. Внимательно рассматривал противоположный склон, определяя подходящее место. Дрозд остановился рядом. Собрав брови в кучу, молчал, угрюмо перетирал мысли. Наконец не выдержал, искоса глянул на Бутяна.

— Коней значит бросим? Волкам на радость?

— Волкам? — весело переспросил Бутян. — Нету их тут. Лисы разве что. Волки дальше. Там, куда наш молодец поехал. Тут, скорее, люди добрые подберут. Ежели бедные, то хорошо. Такие кони всегда в хозяйстве пригодятся. А коль богатые, то ещё лучше. Рано или поздно встретимся, денежку за лошадок возьмём, ежели к тому времени на лучших ездить не будем.

— Или ежели, к тому времени, костями на обочине не забелеем! — в тон ему добавил Дрозд.

— Чёт ты нынче какой-то грустный? — атаман заглянул в косые очи подручного. — Будет печалиться! Иногда надо всё в жизни бросить и начать заново! С новой силой, старой злостью и накопленными мозгами. Так что не горюй. Чую, впереди нас ждёт что-то… ну, совсем уж несуразное. Неужель не любопытно глянуть?

Дрозд погладил коня, потянул с понурой головы уздечку, жалостливо вздохнул.

— Ну, тогда пусть уж лучше бедные найдут. Бедным нужней. Может разбогатеют. — он помолчал и рассудительно добавил. — Тут мы их, богатеньких, и ошкурим.

— Бедные так бедные. — согласился Бутян.

Кони, чувствуя расставание косились на хозяев.

— Хотя, какие тут люди… — пробормотал атаман спрыгивая с коня.

Вынув клинок, широко размахнулся и швырнул на дно оврага. Дрозд же перекинул рог на спину, примотал поясом потуже и подошёл к краю. Оба помедлили, убеждаясь, что на пути нет кустов с острыми сучками. Глубоко вздохнув, шагнули с обрыва и закувыркались по песчаному склону. Кое-как остановились. Отплёвываясь помотали головами, вытряхивая из ушей песок. Поднялись, отряхнулись, как два мокрых пса, и направились к противоположному склону. Подобрав клинок, Бутян вгляделся в обрыв, ткнул остриём, указывая подходящее для подъёма место.

Поднимались гораздо дольше, чем спускались. Дрозд поначалу несколько раз срывался и, с кучами песка, сползал к подножью. Бутян же уверенно карабкался, то цепляясь за сухие кусты, то втыкая лезвие в осыпающийся склон. Выбравшись наверх, сбросил клинок подручному. Сам улёгся на живот и ухмылялся, наблюдая за восползающим Дроздом. Наконец, подцепил подручного за шиворот и, втащив на травку, хлопнул по плечу.

— Я уж подумал, ты там жить останешься. Правильно, что не остался, окромя песка, там жрать нечего, и пить тоже. Ладно, пойдём, пока не передумал.

Косоглазый пропустил шутку мимо ушей, с тоской оглянулся на оставшихся лошадей и двинулся за атаманом.

До позднего вечера топали по равнине, голой и бугристой, как темя Ящера. Уже в темноте растянулись на разогретой за день земле и провалились в глубокий сон. Разбудила предрассветная прохлада, но быстрый шаг скоро вернул телу тепло. К полудню начали почёсываться от засыпавшегося за шиворот песка. Солнце, взгромоздившись на вершину небесного насеста, клевало в маковки нестерпимым полуденным зноем. Давно хотелось пить. Оба щурились, облизывая сохнущие губы, не подозревали, что жажда иссушит горло так скоро. Глаза постоянно утыкались в голый окоём, из-за которого лениво выползала голубоватая полоска леса. Сапоги отмеряли сажень за саженью и покрывались толстым налётом пыли. Время от времени, она отваливалась серыми ошмётками, освобождая место для новых слоёв.

— Плюнуть бы на все дела, да куда-нибудь к девкам. — мечтательно вздохнул Дрозд.

На все дела? переспросил Бутян. На дела можно, лишь бы не в колодец и не против ветра.

А где ты тут колодец видел. косоглазый вытаращился ошпаренным раком и завертелся по сторонам. Убедившись, что колодца не видно, вновь обернулся к атаману:

А против ветра почему?

Обидится, рассеянно отозвался атаман, вглядываясь в далёкую полоску леса. Против ветра, с плевками не попрёшь. А ежели попрёшь, так сам же с оплёванной рожей и останешься.

Дальше шли молча. Взгляд Бутяна вычленял из массы леса пятна сочной зелени и особенно густые кроны, под которыми мог притаиться родник или ручей. Дрозд топал следом, озирался по сторонам, слюнявил палец, выставлял над головой и разочарованно шёл дальше.

Когда сплошная кайма леса раздробилась на отдельные деревья, под ноги начали попадаться клочки заморенной травы. Скоро над землёй затопорщился робкий кустарничек, повеяло влагой, а подошвы тихо зашуршали по мягкому изумрудному ковру. Налетевший порыв ветра колыхнул волосы и бросил в лицо свежие ароматы леса. Бутян с удовольствием втянул знакомый лесной дух. Странный звук за спиной заставил оглянуться.

Подручный торопливо утирал рукавом забрызганную морду.

Действительно, против не попрёшь. тоскливо скривился Дрозд.

А ты сомневался? Эт тоже самое, что топор вверх кидать. Как сильно ни забросишь, всё время возвращается и башку продырявить норовит. Только лучше не пробуй, — хохотнул Бутян, снова заметив в косых глазах глубокую задумчивость. — Просто так поверь.

Оказавшись в тени деревьев, вздохнули с облегчением, побрели, жадно вынюхивая влагу. Скоро заметили клочок буйной зелени. Ускорив шаг, почти подбежали к маленькой лужице, на дне которой трепыхался фонтанчик песчинок. Боясь замутить неглубокий источник, осторожно опустились на траву и припали пересохшими губами к ледяной воде. Несколько раз прерывались, чтобы перевести дух и снова пили, пока в раздутых животах не забулькало, как в степняцких бурдюках. Распустив пояса, продолжили путь. Подобревший Бутян бодро вышагивал между деревьев, уверенно выбирая направление. Дрозд же тащился следом, с такой кислой физиономией, что Бутян вскоре сморщился, будто грызанул дикое яблоко.