Александр Нуждаев - Ратибор Новгородец [= Богатырская застава]

— Именно так, — гордо подтвердил тот. — Самая что ни на есть первая.

— И страшно было? — поинтересовался десятник.

— Страшно, — честно признался Подосён. — Особенно поначалу.

— И правильно, — похвалил Леший. — В нашем воинском деле кто не боится, тот долго не живет.

— Это как? — юный оборотень уставился на старшего друга большими круглыми глазами. — Это что же, значит, надо за чужие спины прятаться?

— Да нет, — терпеливо пояснил Ратибор. — Если врага не боишься, то осторожность теряешь. Тогда подходи кто хочет, бери голыми руками. Все равно как маленького ягненка, как Митяй, бывало, говаривал. А когда боишься, то всегда от врага какой-то гадости ожидаешь, и тогда уж врасплох тебя не застать никому. Только не надо путать страх с трусостью.

Честно говоря, из того, что Ратибор сейчас сказал, он и сам понимал не все. Во всяком случае, разница между трусостью и страхом как-то ускользала от его разума. Но так всегда говорили Хельги и Митяй, а они, по опыту новгородца, в этих вещах редко ошибались. Ведь в воинском деле тот, кто часто ошибается, живет и вовсе недолго.

Отдыха не получилось. Вовсе. Уже к вечеру примчался на заставу еще один дозорный отряд и сказал, что печенеги снова идут на север. На сей раз народу видели побольше — около трех сотен.

Это уже попахивало не простым набегом, а настоящей войной. Пусть и ходят на войну в количестве побольшем, и не тянут три сотни на армию, а вот на передовое войско как раз.

На специальной башне посреди заставы немедля разожгли огромный костер. К небу поднялся столб черного дыма. Не прошло и двух минут, как вдалеке, севернее, появился такой же точно столб. На следующей заставе увидали сигнал. Теперь весть о серьезной войне пойдет от заставы к заставе, пока не дойдет до Киева.

Не удовольствовавшись этим, Муромец немедля отправил гонца в Киев, а сам спешно объявил боевую готовность.

Но степняки успели раньше. Все три сотни появилсиь под укрепленными стенами заставы. Ратибору стало не по себе, когда он увидал сплошной ряд одинаковых мохноногих коней, таких же одинаковых всадников в шлемах, отороченных мехом, и — что было неприятнее всего — одинаковых же копий с зазубренными наконечниками. Если печенег пошел в набег с таким копьем, значит, пленных брать не будет. Зазубрины в ране зацепляются, так просто не вытащишь. А если такое в живот попадет, так легко все кишки на него намотаются.

И лица у пришедших были нехорошие. В жилах у кочевников вместо крови течет вино, оно бродит и пенится, а потому не может степняк на походе не свистеть, не гикать и не насмехаться над противником. А сейчас стояли всадники какие-то слишком уж спокойные. Не бывает так. Не должно быть.

Вот предводитель напавших был правильный. Он выехал вперед, сверкнул ослепительно-белыми зубами, сорвал с пояса булаву, высоко подкинул ее в воздух и другой рукой поймал.

— Ну что, урус? — крикнул он высоким смеющимся голосом. — Кто из вас со мной сразись? Вы победи — мои люди домой степь ходи. Мы победи — на Киев ходи!

— Это что же вы там забыли? — буркнул Илья куда-то себе в бороду, но так громко, что все его услышали. — Вроде не так давно ваш каган нашему Владимиру сладкие песни пел да в вечной дружбе клялся. Что, передумал?

Тут необычно невозмутимые печенеги не выдержали и сдержанно зафыркали. Предводитель же и вовсе расхохотался, словно сотник на редкость удачно пошутил.

— Так то старый каган был! — пояснил он. — Теперь в степи другой каган.

— Да какой у вас там каган ни будь, — не выдержал Илья, — а нечего вам на нашей земле делать! Убирайтесь обратно!

— Ай-вай, — ненатурально испугался печенег. — Мои глаза мне всегда верно служи, а теперь вдруг обманывай! Это, наверно, мы в осаде сиди, а у тебя, урус багадур, много сотня войска!

Тут Муромцу надоело попусту разговаривать.

— Ты там вроде что-то говорил о поединке, — сказал он. — Прикажи своим отойти, тогда мы тебе и покажем, где раки зимуют.

— Клянись, урус, — потребовал степняк. — Клянись, что твоя люди подляну делать не будут. А иначе вам от нас веры нет!

— Клянусь, — сквозь зубы сказал Илья.

Печенеги немедленно повернули коней и отъехали шагов на пятьдесят. Предводитель сунул булаву обратно за пояс, отцепил от седла копье и тоже отъехал, чтобы было место для разгона.

— Ну, — повернулся Муромец к остальным, — кто из вас нахала уму-разуму поучит?

— Давайте я, — вызвался Попович, выразительно поигрывая носком сапога.

— Нельзя, — отвел Муромец, — ты без этой своей уловки не сдюжишь, а я поклялся, чтобы без подлостей, слышал?

— Ну так давайте я пойду, — лениво сказал Рагдай.

— Да нет, пожалуй, и ты не сдюжишь, — с сожалением сказал Илья. — Воин ты, каких поискать, но против печенега не одно воинское умение надобно. Степь — дело тонкое. И потом — если тебя убьют, как мы без лучшего воина обороняться будем? Про остальных, — он глянул в сторону Ратибора, — я уж и не говорю. По всему видать, надо мне идти.

Как Илья Муромец на бой собирался — про это надо былину складывать. Ведь в седло он сам забраться не мог, приходилось вдвоем подсаживать. Зато уж коли уселся Муромец на коня, да взял в левую руку щит, а в правую — копье долгомерное, тогда уж сразу видно — богатырь. Приосанившись и сделав грозное лицо, он выехал за ворота.

Печенег немедленно поскакал на Муромца, пригнувшись, закрывшись щитом и выставив вперед копье. Русич не успел разогнаться до той же скорости, но превосходил худощавого и низкорослого кочевника по весу, так что удар с обеих сторон получился одинаковым. Копья ударились в щиты и почти одновременно переломились.

Заставщики, наблюдавшие со стены, сопроводили это событие криками. Печенеги остались по-прежнему равнодушны. Леший в очередной раз за этот час подумал, что в этом есть что-то нехорошее.

Тем временем Муромец схватился за меч, а его противник — за саблю. Кони стояли почти неподвижно, только изредка, повинуясь поводьям, переступали из стороны в сторону, а всадники ожестояенно махали клинками.

Тяжелый прямой меч Ильи превосходил оружие кочевника по длине, но зато предводитель степняков был более увертлив, а за счет меньшего веса своей сабли мог бить чаще. Так что и здесь оба противника оказались примерно равными, а потому бой затянулся.

Наконец, и Илья, и печенег ударили друг друга по щитам настолько неудачно, что поломали клинки, и тоже почти одновременно. Кочевник птицей вылетел из седла и слегка подпрыгнул на земле, приглашая и русича спешиться для рукопашной схватки. Стоявшие на стене не смогли сдержать возгласов досады — теперь Муромцу еще понадобится время, чтобы слезть, да и вообще пешим он всегда чувствовал себя неуверенно… Но выбора уже не было.