Александр Нуждаев - Ратибор Новгородец [= Богатырская застава]

Подосён поднялся, перевел дух, повернулся на стук копыт и увидел Ратибора. А тот изобразил на лице непроницаемое выражение большого начальника и обратился к наставнику:

— Этого вот парня я забираю в свой отряд. На заставу. По личному распоряжению князя.

Дядька — кстати, тот самый, хазарин — нахмурился.

— Так ведь он же еще недоученный!

— Ничего, ничего, — сказал Ратибор. — На службе доучится. И потом, он смертельный прием знает, «стой там — иди сюда», называется.

Хазарин просиял, и стало ясно, что приему Подосёна обучал он. После этого возражений ни у кого больше не возникало.

Десяток Ратибора Лешего направлялся на юг. Кони бодро шагали по хорошей дороге. Десятник гордо ехал впереди, и на душе у него было столь же безоблачно, как и во время первого похода. Вот только сейчас был он уже не рядовым воином, а каким-никаким, а начальником.

Подосён держался чуть сзади, гордо глядя на друга. Время от времени он водил носом туда-сюда: проверял, сохраняется ли у него и в человечьем облике волчий нюх. Видимо, результаты его удовлетворяли, потому что сиял парнишка, словно кольчуга у хорошего воина.

До заставы была почти неделя пути, и она прошла без приключений. Честно говоря, Ратибор весьма радовался этому обстоятельству — чем меньше приключений, тем легче жить.

Застава представляла из себя, практически, тот же укрепленный поселок, в каком Лешему не так давно приходилось отсиживаться. Несколько домов, окруженных надежным тыном. Таких застав по всей границе стояло множество. Из каждой дозоры охраняли свой участок.

Отряд шумно въехал в открытые ворота. Ратибор, поздоровавшись с встретившим пополнение десятником, направился к дверям самой большой избы, дабы представиться сотнику, заправлявшему заставой.

Сотник сидел за столом и обедал. Перед ним стояла целая череда мисок и пара кувшинов, явно не с водой. При скрипе двери сотник повернулся к вошедшему, шумно проглотил то, что было во рту и заорал:

— Ратибор! Приятель! И ты вместе с нами!

— Илья! — только и смог сказать Леший.

Муромец отодвинул стол, вылез из-за него и заключил друга в костедробильные объятия. Затем хлопнул его по плечу и спросил:

— Нет, а серьезно, что ты-то здесь делаешь?

— В подкрепление прислали, — ответил Ратибор, отдышавшись. — Десятник я теперь. А ты-то как сотником заделался? Ведь вроде вместе в дружину пришли?

— Садись, Ратибор, в ногах правды нет, — в подтверждение своих слов Илья плюхнулся на лавку. — Как положено, сначала я тебя накормлю, напою, в баньке попарю, а потом и разговоры поведем.

— Я же не один, со мной люди. Их же всех разместить надобно.

Муромец схватился за голову.

— Тьфу, забыл! Ладно, займись своими, а потом все равно приходи. Уже год не виделись. Слухи ходят, что там у вас недавно чуть война не началась, с древлянами. И вроде ты там чуть не сам всех оборотней побил. Так что все расскажешь.

Еще часа два ушло на то, чтобы разместить всех по местам. Окунь, например, все сокрушался, что нигде не видно реки, и просил, чтобы река была. Скоро выяснилось, что он попросту неплохо хлебнул для храбрости, так что взяли его и тихо заперли в сарае — пусть проспится. Только после этого Ратибор смог вернуться к Илье и не спеша побеседовать за кувшином пива.

Застава существовала замкнуто, столичные новости сюда доходили с большим опозданием или не доходили вовсе, так что рассказ участника знаменитого посольства с интересом слушал не только Илья, но и остальные. Наиболее горячо комментировали описание поединков. А уж когда Леший дошел до партии в шатрандж и до умелых ног Поповича (а расказывал он с детства мастерски), хохот стоял на всю степь. Рассказ про волколака выслушали молча и недоверчиво. Уж слишком все это походило на сказку.

История Ильи оказалась далеко не столь занимательной. Десятником его сделали сразу же — за Соловья-разбойника. После этого немедленно отослали на заставу, так же точно, как и Лешего теперь. Ну а за год безупречной службы он получил сотника и был сделан начальником заставы. Времена стояли тревожные, на границе требовалось много народу, потому свежеиспеченный сотник ожидал подкрепления. Чего он уж точно не ожидал, так это того, что с добавочным отрядом приедет его приятель.

С самого первого дня у Лешего появилось множество дел. Так занят он был раньше только во время обучения в городке. Вместо пограничной службы пришлось Ратибору наставлять воинов. Видимо, дядька, натаскивавший тех, на подмогу кому приехал новгородец, сам не сильно понимал в ратном деле, поэтому и ученики у него были — неумеха на неумехе. По сравнению с ними приятели Ратибора да и он сам, закаленные железной выучкой Хельги и Митяя, смотрелись не то что богатырями, а и вовсе былинными героями.

Правда, и среди служилых пограничников имелся один богатырь. Маторой звали. Матора — это значит дубина, ну он дубиной и вышел. Росту саженного, в плечах — почти столько же, а умом, видать, боги обидели. Сила, как говорится, есть — ума уже не надо. Во всяком случае, был этот верзила первым задирой на заставе. Прочие, зная его силу и вспыльчивый нрав, старались не связываться. А вот новоприбывшие ничего этого не знали.

Пока кметы устраивались по отведенным местам, Матора слонялся по двору, выискивая, с кем бы подраться. Без драки он жизни не мыслил. И подходящий человек отыскался тут же — Подосён, как раз направлявшийся напоить коней.

Матора подошел к новенькому и внимательно осмотрел его сверху вниз. Подосён остановился и посмотрел на Матору.

— И это таких вот задохликов нам нынче присылают? — наконец спросил великан.

Подосён, сразу потеряв интерес к продолжению разговора, молча направился дальше — к конюшням. Такого Матора стерпеть уже не мог, и, в два шага догнав паренька, ухватил его за плечо.

На крыльцо, привлеченный шумом, вышел Ратибор. Всмотревшись в происходящее, он сначала хотел вмешаться, но потом решил подождать и посмотреть, что получится. За Подосёна десятник не боялся — знал уже, что тот намного крепче, чем кажется, а причинить ему существенный вред очень сложно.

Матора тем временем, развернув древлянина к себе лицом, рявкнул: «Ты кто такой, чтобы меня не слушать?» и размахнулся для хорошей оплеухи.

Нет, на взгляд Ратибора, прием, примененный юным оборотнем, выполнен был коряво и против умелого кмета ни за что бы не сработал. Но Матора не был умелым кметом, а потому спустя секунду уже стоял, согнувшись, почти доставая носом до земли, а Подосён, поместившись сзади с тем расчетом, чтобы его никак нельзя было достать ногой, придерживал забияку за левую руку. Этот прием назывался «как свиньи спят», и если он был проведен как надо, то противник оказывался на земле в непредставительном положении, очень точно описанном в названии приема. Но Подосён решил, видимо, остановиться на полпути, чтобы безопаснее было.