Андрей Аливердиев - У Лукоморья

Но подавляющее большинство приглашенных было, конечно же из нашего города. И когда, основные приготовления были завершены, мы решили встречать их возле Аленкиного гаража, где можно было и покурить. Причем не только ребятам, но и девчатам. Дело в том, что среди некоторой части молодежи [70]нашего города бытует мнение, что если девушка курит, то она…, ну эта самая. А значит, к ней просто грех не прицепиться, если она одна, или если силы цепляющихся превосходят силы сопровождающих. Да и вообще. Разговоры там всякие. В общем, женщинам курить можно, но тайно, среди своих. А возле Аленкиного гаража как раз имел место быть такой закуток. Вот там мы сидели, курили, рассказывали анекдоты, и ожидали гостей.

Так Вася в своем духе принялся рассказывать длинный-длинный анекдот.

Идет ежик по полю, а на встречу ему три богатыря.

— Здравствуй, Илья Муромец! — говорит ежик.

— Здравствуй, ежик! — отвечает Илья Муромец.

— Здравствуй, Добрыня Никитич!

— Здравствуй, ежик!

— Здравствуй, Алеша Попович!

— Здравствуй, ежик!

— Здравствуй, конь Ильи Муромца!

— Здравствуй, ежик!

— Здравствуй, конь Добрыни Никитича!

— Здравствуй, ежик!

— Здравствуй, конь Алеши Поповича!

— Здравствуй, ежик!

— Как дела, Илья Муромец?

— Да так, все в порядке. А у тебя, ежик?

— Тоже хорошо. Как дела, Добрыня Никитич?

— Не плохо, ежик. Ты-то как?

— Тоже ничего. Как дела, Алеша Попович?

— Тихо-тихо. А у тебя, ежик?

— Тоже ничего. Как дела конь Ильи Муромца?

— Да так, нормально. Ты-то как?

— Тоже ничего. Как дела конь Добрыни Никитича?

— Хорошо. А у тебя?

— Тоже хорошо. Как дела конь Алеши Поповича?

— Нормально. Ты как?

— Тоже ничего. До свидания, Илья Муромец!

— До свидания, ежик!

— До свидания, Добрыня Никитич!

— До свидания, ежик!

— До свидания, Алеша Попович!

— До свидания, ежик!

— До свидания, конь Ильи Муромца!

— До свидания, ежик!

— До свидания, конь Добрыни Никитича!

— До свидания, ежик!

— До свидания, конь Алеши Поповича!

— До свидания, ежик!

Идет ежик дальше, а навстречу ему… В общем, кого он только не встречал! И трех мушкетеров, и семь самураев, и двадцать шесть Бакинских комиссаров, и Али-Бабу и сорок разбойников. Остановлюсь сразу на трехстах спартанцах.

— Здравствуй, царь Леонид! — говорит ежик.

— А, это ты, ежик. Канай быстро отсюда!

В этот момент на горизонте показался Кеша.

— А вот и наш ежик, — тихо воскликнул Зверь.

— Да, вижу, все сидячие места, как всегда, заняты.

— А ты возьми Аленкино ведро. Оно как раз для тебя.

— Ни в коем случае, — запротестовала Аленка, — Он его раздавит.

Но ее возглас потонул в тормознутом вопросе Кеши:

— А почему это для меня?

— Как почему? — разъяснил, пожалуй, лишь ему одному Вася, — Оно ведь так и называется — ведро для мусора.

Сказав это, Вася поспешил отбежать на безопасное расстояние. Кеша не любил, когда его называли мусором. Нет, не просто не любил, что, в общем-то, логично, он очень это не любил. А, как известно, чем обостреннее человек на что-то реагирует, тем интереснее ему это устраивать.

И тут воздух около Аленкиного гаража заколыхался. Это было открытие Радужного моста. Все мы с интересом смотрели на сие, ожидая, кто же оттуда появится. И вот портал Радужного моста окончательно оформился, и оттуда вышли Соловей и Линда, то есть Фрея. Все, кто их знал, [71]были крайне удивлены увидев их вместе, ибо никто никогда не замечал, чтобы между ними что-то было. Но большее внимание привлек другой факт, а именно живот Линды.

Не прошло и нескольких минут, как Аленка что-то спросила Линду на ухо, после чего та торжественно объявила, что находится на пятом месяце. Именно столько мы все ее не видели. Мы все! Хорошо сказано. Мои смутные подозрения на сей счет, развеял Соловей, когда попросил меня на минутку отойти для важного разговора.

Наконец выяснилось, что он имел в виду, когда просил подарить ему то, о чем я еще не знаю. Как и в сказке, это был сын. Наш с Фреей, который… Ну, в общем, кто читал шестую главу, тот меня понял.

— Мне нужно земное тело. Как ты понимаешь, будучи мертвым, от меня мало толку в этом измерении.

Конечно, сначала я был взбешен, но, поразмыслив понял, что все не так уж плохо. Во-первых, я уже ничего не мог сделать, а во-вторых, несмотря ни на что, о таком сыне, как Соловей, можно было только мечтать. Тем более нам с Фреей уже не надо было его воспитывать. Фрея же была в тайне без ума от выкрутасов Соловья, и потому тоже была не против.

— Кстати, пока молчи, — сказал Соловей напоследок. — Официально — она срочно вышла замуж за какого-то шведа.

— Ладно, кончайте секретничать, идемте лучше к столу, — окликнула нас Аленка.

— А что, все в сборе? — переспросил я автоматически.

Естественно, я все еще пребывал под впечатлением только что поведанного мне Соловьем. Как все-таки было обидно, что я не мог похвастаться этим перед друзьями. Все-таки первый сын!

— А что их здесь ждать, что ли?! — переспросила Аленка, — Время для всех было назначено одно. Кстати сейчас ровно…

И тут Радужный мост начал открываться опять. Хорошо еще, что возле Аленкиного гаража был своеобразный закуток!

На этот раз по мосту прибыл Фенфир. Можно сказать, сам Фенфир. Он уже не прикидывался застенчивым юношей или не менее застенчивым волком-недопеском. Теперь он явился в своем первозданном и грозном виде. Представьте себе: два метра роста, длинные (для мужчины очень длинные) белые волосы, бледная-бледная кожа, и красные глаза. Да еще и одетый черт знает как. В общем, это чучело сам Бог велел сразу тащить домой.

Фенфир тоже пришел не один. Догадайтесь с кем. Точно, именно с нею. Конечно, мне было не удобно смотреть ей в глаза, но со мной была Милица, и, в конце концов, нам надо было привыкать к новым условиям, тем более, что на этой вечеринке без мыслеформ, наблюдалась значительная нехватка женского пола.

Дальше веселье шло своим обычным ходом. А описывать такую вечеринку совсем неинтересно. Иногда даже диву даешься. Кажется, такой классный был вечер! А начнешь описывать, и кроме пары приколов, понятных только узкому кругу, ничего и нет. Кроме того, как я, кажется, уже говорил, каждый смотрит на все со своей колокольни. И проводя все время в месте с Милицей, [72]я оказался немного оторванным от остального мира.

Между тем время уже давно перевалило за полночь. Расходиться нам не хотелось. И в сложившихся условиях как никогда всем хотелось устроить себе лишний Новый год. Мы веди понимали, что завтра могло уже не быть такой возможности.

Однако желание желанием, а усталость усталостью. И практически все временами стали укладываться, кто на диван, кто на пол. Прикорнула и Милица. Поохраняв минут пять ее сон, я вышел покурить к Аленкиному гаражу. Со мной это бывает, если слишком много выпью, или когда на душе неспокойно. Сегодня же было от чего покурить!