Андрей Аливердиев - У Лукоморья

Вот, значит, почему он всегда был организатором, и, в конце концов, оказался неформальным лидером! Все чувствовали радость возвращения Великого Отца, к которой смутно примешивалась досада за столь длительный обман. Все ведь считали Одина сгинувшим во время Первой Битвы, и обычно связывали свои надежды с его возвращением. А, как оказалось, он всегда был рядом. Он представал перед нами в разных обличиях и всегда приходил на помощь в нужную минуту.

Я попытался припомнить известные мне его инкарнации, но смог припомнить только Черного Барса. Тогда ему удалось всех убедить, что он исходит из Шамбалы. В принципе, в этом была изрядная доля правды. Ведь именно там он почерпал часть своей мудрости, так отличающей его от нас его детей и соратников.

Но это все мелочи. Главное — мы снова были в сборе и полной ясности. И хотя кое-кого не хватало, мы знали кого и за что. Но, по крайней мере, Один, Тор и даже Локки теперь были на одной стороне. В общем, мы имели кворум и полную возможность победить. У всех было приподнятое настроение.

Я вдруг посмотрел на все на это со стороны, и мне сделалось не по себе. Уж больно все было хорошо, я бы сказал даже монументально. Ничем хорошим подобная ситуация кончиться не могла, тем более, что мы всё еще не знали всех козырей врага. Но зато можно было подвести кой-какие итоги. На этот момент основные носители древних цветов и древнего оружия были на нашей стороне: белый лидер Один, он же Кот; красный комиссар, или запевала, не знаю как лучше выразиться, Хеймдалл; коричневый рыцарь, ну это вы знаете. Даже черный рыцарь, он же Белый Волк Фенфир был за нас. За нас же был Оранжевый Тор. Однако, голубой Мемир, он же Юра, оказался по ту сторону.

— Что можно взять с голубого, — с напускным отвращением спросил Зверь.

— Он был нашим другом, — парировал я. — И голубой он не в том смысле. Хотя жаль. Это ослабляет наши карты.

— Не очень, — вмешалась Аленка, — Насколько я его знаю, на битву он не придет.

И действительно, это было более, чем вероятно. Насколько я его знал, он никогда не ввязывался в действительно опасные мероприятия, если только была хоть малейшая возможность от них улизнуть. Причем, я не могу назвать его трусом. Просто большим прогматом. Многие становятся такими с возрастом, он же, вероятно, был от рождения.

Характерен один случай. Это было давно, когда все мы были еще молодыми. Как-то Коля и Вася, забухав у последнего, [75]начали названивать всем друзьям, с разговором примерно такого содержания: мол, пришли какие-то пацаны, которые хотят разобраться именно с тем, кому они звонили; какие пацаны, они толком не знают, за что разобраться тоже, но все под контролем, наших достаточно, в общем надо приходить. Разговор этот вел Коля, а он такие вещи делал грамотно, [76]так, что никто не заподазривал подвоха.

Так вот, когда они позвонили ко мне, я, конечно, ничего не понял, и на изменах помчался к Васе, захватив на всякий случай, завернутую в газету железяку.

Когда я добрался до нужного дома, во дворе оного я увидел Зверя, который разговаривал, а точнее базарил, с какими-то тремя левыми пацанами. Ну, я, конечно, сразу к нему.

— Чо стало?

— Да вот, кто-то со мной тут разобраться хочет.

Пацаны явно пребывали в непонятках, но уступать не хотели. И тут во двор буквально вбежали Кеша, Ромка и Раха с тем же вопросом:

— Чо стало?

Тут до меня начало доходить.

— Вы кого-нибудь из нас знаете? — спросил я пацанов.

Те отрицательно кивнули. Зверь тоже въехал, тут же перехватил у меня инициативу разговора.

— Тогда, не в обиду, кажется один наш друг, — тут он применил к нему нелитературный эпитет, — нас разыграл. Если чо, мы готовы…

— Да ладно, все нормально, — никто не хотел продолжения конфликта.

Кеша с друзьями, сославшись на занятость, укатили, мы же со Зверем двинули к Васе. Вася с Колей даже не ожидали, к чему могла привести их шалость, и чуть не получили от Зверя сами. Но все же мы были друзьями, и потому просто присоединились к этим нехорошим людям в их неправедном занятии, тем более, что остаток дня теперь едва ли мог быть рабочим. Через некоторое время пришел и Олег. В общем, из обзваниваемых не пришел только один товарищ. Можете догадаться, кто.

Так случилось и на этот раз. А без Мемира ряды ренегатов уже были не те. Вася тоже нас не подвел. Как и Иуда, он, сам больше всех страдая от своего предательства, в последний момент нанес нашим недругам сокрушительный удар. Открыв проход в бездну своего непостижимого прародителя, Вася утянул с собой большую часть вражеского войска. Все-таки он был настоящим Человеком. Положение наших врагов теперь должно было стать безнадежным. Должно. Было. Но мы не учли их возможностей. У них оставался Нильс, который в одночасье из маленького смешного человечка, превратился в грозного воина, и, что самое главное, много-много паразитов в наших же сознаниях. Я так толком и не уразумел, как мы вдруг оказались в глубоком анусе. [77]

Наша оборона была практически пробита, и мы потеряли связь друг с другом. Отдельные мелкие группы продолжали сопротивление, но это уже напоминало агонию.

Мы с Котом, то есть Одином, оказались прижаты к Лабиринту.

запел я, Бог весть почему, по-французски.

Один посмотрел на меня.

— Как и было предсказано, мы проигрываем Рагнарёк. Но ты можешь спастись. Как и было предсказано…

Он показал на Лабиринт. Никто из входящих в Лабиринт не возвращался. Точнее не возвращался назад. Ибо в вечности, которую он олицетворял не было ни пространства, ни времени, в наших обыденных пожиманиях. Но в нашей ситуации это был фол последней надежды.

— Я пойду только с тобой, — сказал я Коту. — Или нет, ты иди, а я тебя прикрою, и постараюсь прорваться. Мне надо еще найти Иванку.

Как я мог забыть про нее!

— Нет, ответил он, — Мне нельзя. Это я прикрою тебя тут. И если выйдет постараюсь отправить ее следом.

Я хотел возразить, но не успел.

— Пошел, — сказал Кот и, не дожидаясь ответа, сильно толкнул меня в спину. [78]

услышал я откуда-то со стороны.

Я открыл глаза и увидел, что лежу в своей старой кровати. Когда я говорю старой, значит, это надо понимать старой. То есть этой кровати уже давно не было ни у нас, ни в природе. Я посмотрел на руки. Они были маленькими и худыми даже для меня долукоморного.

В комнату вошла мама. Какая она была молодая. Ее глаза светились радостью. Она положила мне руку на лоб.

— Какое сегодня число? — спросил я ее.

— Пятнадцатое июня. Ты был без сознания два дня.