Леонида Подвойская - Предтечи Зверя. Изродок. (часть первая)

Она обидела меня и озадачила. На что, на протез какой намекает? С чего бы? Если она, когда я лежал без чувств… дурота! Она же не такая! Или… Нет, брежу. Я потёр виски и вопросительно уставился на девушку.

– Ну ладно, – вздохнула она. – Хватит. Скоро па приедет. Я его убедила, что ему что-то почудилось. Но я то знаю. Давай на чистоту… Кто ты, драк?

– Дурак???

– Ну, хорошо… Действительно, неблагозвучно. Сократим по- другому. Дрон, а?

Пойдёт? Так то ты, дрон?

– Загадками говоришь.

– Всё. Хватит. Если не веришь, что видела, пойдём к компу. Можешь уже? Тогда вон, возьми, оденься. Это па покупал, – кивнула она на какую-то одежду. Не то маэстро был в хорошем настроении, не то тамара ему подсказала, но всё – от белья до майки оказалось "последнего писка".

– Ничего прикид, – обернулась на моё "готово" девушка. – Да и сам… Эх, это бы всё – и наяву. Ладно, идём.

Она включила довольно устаревший комьютер и пока он загружался, объяснила.

– Когда ма вдруг очнулась и сказала про глаза, а отец – что симптомы, аналогичные тем, что были у него, я поняла. Как громом ударило. А что и как делать – не знала. Ты уж извини – не знала, как вас, дронов, лечить. А потом и отец на тебя взглянул – вырубился. Ну, я к нему – обморок. Смотрю на тебя – не живой вроде. Тогда я за мобильник – и снимать!

– Подожди. Ты убила человека – и снимать?

– Человека? Да какого человека, в натуре? Ты меня ва-а-аще за дурочку принимаешь?

Во! Смотри! " Человек"! Как говорил один, не помню кто: "Матёрый человечище".

– Это Ленин про Толстого.

– Ну вот, смотри, Толстой, смотри! и за дурочку меня больше не держи! Вот! Вот!

И вот! А как тебе в таком ракурсе? И вот. Так что, хватит мне здесь…

– Постой… Это… что?

– Ты, милый мой дроник, ты! Вон там, на полу. Одежду свою узнаёшь?

– Я… да ты что? Ты что? Я???

– Ну, когда ножом тебя ударила, с тебя вся эта… эээ… маскировка сразу и съехала. Показался во всей красе без макияжа и педикюра.

– Ерунда какая-то… Какая-то ерунда…

– Постой! ты куда?

– Я же говорю – ерунда какая-то…

Я вышел из квартиры. Под ногами покачивалась лестничный марш с надписями на стене:"Томка – дура" и "Я тебя люблю!" Давно не красили. судя по надписям – с детства до юности девушки. Опираясь время от времени о перила, я спустился вниз и побрёл куда-то, пытаясь собраться с мыслями. Но ведь ерунда какая-то! Повторяя этот рефрен, я добрёл до той самой скамейки – подальше от всех, плюхнулся на неё.

Поискал по карманам сигареты. Как же, в новой одежде! Да нет, вот же! Переложила из моёй. Моей! Да, та жуткая тварь лежала в моей одежде. Оскалив пасть с острыми клыками. А из распоротой рубахи текло что- то зелёное. Зелёное? Вон, тогда на этой же скамейке оставалась какая-то зелёная пена. Но нет, всё равно ерунда! Но не я это, не я! Бред! Или сон? Это где я уснул до всего этого? Ага, в гостинице.

И это всё снится от того пойла, которым меня приветила коридорная. А те дырки на шеях у ночных гостей вполне могли бы теми зубками, что на фото… Бред! Да бред же! А память услужливо показывала мне фотографии монстра во всех ракурсах. Тогда ясно, чего те наркоты здесь повырубались. Но тогда понятно, почему и в камере…

И почему следак рехнулся. Всё объясняется. Объясняется? Ну не хрена себе – объясненьице! А что, лапу помнишь, тогда, когда Эльвиру пытался развязать? Я посмотрел на обуглившийся фильтр. Закурил следующую. Значит… Значит, при… да, при опасности я превращаюсь в какого-то монстра? "В какого-то"! Мягко сказано. А потом, когда опасность миновала или там, разборка окончена – опять в свой облик? Такое объяснение немного успокоило. И Тамара подошла. Девушка села рядом. Заглянула в глаза. Осторожно погладила по щеке.

– Но ты же добрый дроник, правда? Ты моих па и ма исцелил. Это ведь ты, правда?

– Не знаю, Том. Если честно, то и не думал даже. Только пожалел.

– Видишь, только пожалел, а они уже и прозрели. Па звонил, маму скоро выпишут.

Спасибо дроник.

– Что ты такое выдумала? – перехватил я её руку. – Что за "дроник"?

– Но ты же…

– Я человек! Запомни, человек!

– Хорошо- хорошо, " человек". Отпусти. Больно!

– Извини, ради Бога. Но пойми…

– Послушай… Виталя, но я же всё знаю. Зачем дальше комедию ломать?

– Но я не знаю. Понимаешь? Веришь? Не знаю! Мистификация? Но тебе зачем? И… некоторые события… Но я – человек! Даже если всё это… Но… это – какие-то новые защитные функции устрашения, а?

– Ага! Лежал, помирал и устрашал.

– Но не умер же! Может, и устрашал, чтобы никто не подошёл и не добил?

– Если бы я не перевязала и твою зелёную кровушку не остановила. ещё неизвестно, чем бы всё кончилось.

– Ты его… меня… перевязывала?

– Но ты же добрый дрон. Знаешь, взгляд остался такой- же. Вот как и сейчас – несчастный-разнесчастный… Не проходит твоя теория устрашения. Хотя, когда меня домой нёс отсюда – да… "устрашил". Зубки-то ого-го. И потом… что, дроны их не чистят? Запашок, извини, – поморщилась девушка.

– У нас нет обоняния.

– Но при встречах со мной придётся… Что?!!! Что ты сказал?!!! У вас?!!!

Я сам взвился со скамейки и ошалело уставился на неё.

– Ну вот, проболтался, дрон. Или драк? Ну! Теперь садись назад, чудовище, и рассказывай правду. А то сейчас уйду. Навсегда. Добуду где- нибудь огнемёт и буду тебя им отваживать. Ну!

– Да не знаю даже, откуда это вырвалось! Нет, ну честное слово… Мне… ну сядь, пожалуйста. Мне действительно, возвращалась какая-то другая память. Другой отец. Какие-то события, которых не было. И я сам не такой. Но человек, человек, понимаешь? А не дракон. " Драк" и "дрон" – от этого слова, да?

– А тебе какое больше нравится?

– Больше всего мне нравится "Виталий". И знаешь, всё как-то нахлынуло, когда тебя увидел. Твой взгляд. И все эти таланты… нет, не все. Некоторое раньше прорезалось. Память там, музыка… А вот это… Может, тогда, в драке первый раз, когда ещё курсантом был? Не знаю. А вот недавно, когда в камере сидел и меня хотели… избить, тогда – наверняка. И когда следак сказал, что отец умер…

Но до этого, вот здесь, на скамейке. А из воспоминаний…

– Подожди… После этого… ну, после того, как мы здесь… то есть, как ты уехал, ты что, в тюрьме сидел?

– В изоляторе.

– Но за что?

– Да там, думали, что я двести тысяч баксов спёр. А на кой они мне? В общем суд оправдал.

– И тебя там уголовники избивали? И у тебя за это время ещё и отец умер? Виталик, бедный…

Девушка обняла меня, прижалась щёчкой к моей щетине. Наверное, укололась. Или, вероятнее всего, вновь вспомнила. Отодвинулась. Я же прервал свою исповедь.

Лучше самому разобраться. У Томы каким-то нежным мотивчиком проявился сотовик.

– Да. Сейчас будем.

– Пойдём. Па приехал.

– Зачем мне теперь?