Владислав Русанов - Стальной дрозд

– Похоже, мы передали тебе все, что знаем сами… Нет, пойми меня правильно, чтобы овладеть всеми навыками, которыми обладаю я, Традктраш, Бадгрдах и Драдбрдат, тебе понадобится не один десяток лет. Но мы научили тебя учиться. А это главное. Теперь ты сможешь пополнять свои знания и умения по мере необходимости.

– Я понял. – В душе Кирсьена жажда выйти на поверхность и навести в Сасандре долгожданный порядок боролась с сожалением о трудном, но интересном времени обучения в подземном городе. – Я исполню свой долг и постараюсь оправдать ваше доверие.

– Не нужно говорить о нашем доверии, – покачал головой кобольд. – Просто исполни свой долг…

На следующий день он шагал с лампой в руке следом за Градхташем и Рдадрдахом, к выходу. По случаю выхода из пещер ему постарались подобрать одежду, больше похожую на человеческую, чем повседневный наряд кобольдов, к которому тьялец уже привык. Плечи человека отягощала сумка с запасом пищи и плотно скатанный плащ-полог, на поясе висел нож и два кошелька – один с кремнем, огнивом и трутом, а второй с десятком золотых и серебряных монет старой чеканки. Кобольды всю дорогу сохраняли торжественное и немного грустное молчание, но Кир не мог сдержать улыбки. Скоро, очень скоро он увидит солнце, небо, облака, шевелящуюся под легким ветерком листву.

Покорная мысленному приказу Рдадрдаха, скала разошлась, открыв выход из тоннеля.

Снаружи царили сумерки. Ничего удивительного. Белым днем ни один «подземник» не рискнет высунуться, ведь яркий свет ослепит их, и хорошо, если не навсегда.

Кир втянул воздух полной грудью. Ароматы весеннего леса, сырой земли и хвои, пьянили ничуть не хуже вина. Там, впереди, за еловым бором начиналась долина Гралианы. По реке можно выйти в Арун и дальше, к самому Великому Озеру, откуда открывается прямой путь на Аксамалу.

Прощание не стали обременять долгими разговорами. Кобольды подняли сжатые в кулаки правые руки по обычаю подгорного народа, а человек отвесил изящный, насколько позволяла негнущаяся нога, поклон, согласно правилам вежливости имперского дворянства. Скала медленно сомкнулась, и он остался один на один с бескрайней природой.

Ночь он провел без сна, но не потому что опасался нападения, а желая подольше наслаждаться запахами и звуками дремучего ельника. Развел маленький костер и сидел, привалившись спиной к стволу ели, не заботясь о том, что пачкает одежду смолой, ворошил угли палкой, любовался порхающими, словно мотыльки, языками пламени. В небе плыли две луны. Большая – в первой четверти, а Малая только пошла на убыль, подарив черному небу тонкий ломтик желтого сияния. Блестели звезды, такие яркие и большие в предгорьях.

Ближе к утру на краю поляны появился дикий кот, привлеченный светом костра. Огромный хищник – больше двух локтей в холке – считал себя полноправным хозяином в здешних местах и не привык встречать соперников. Кир с улыбкой посмотрел в медово-желтые глаза зверя. Кот фыркнул и улегся, вытянув передние лапы и слегка похлестывая хвостом по палевым бокам. Так они сидели друг напротив друга. Зверь и человек. Сильные и мудрые. Знающие цену жизни и смерти. На самом деле Кир не был так уверен в своих силах. Учеба учебой, а как оно выйдет на самом деле?

С рассветом котяра потянулся и ушел в чащу, оглянувшись через плечо на прощание.

Молодой человек притоптал тлеющие угли и весело зашагал вниз по склону к реке. Вернее, захромал, но все равно весело. Все доставляло радость и удовольствие – режущая плечо лямка и скользящая под подошвой хвоя, тяжесть тесака на поясе и утренняя сырость.

В пойме Гралианы ельник сменился бучиной, одетой в молодую листву. Кир с трудом продирался через заросли бузины, то и дело вытирая пот со лба.

Звонко пели птицы, жужжали пчелы над гроздьями белых цветов, источающих сладковатый аромат.

Тьяльцу до зуда в пятках, как в детстве, захотелось использовать хоть малую часть новоприобретенных навыков. Он закрыл глаза и окружил себя коконом пустоты. Исчезли запахи и звуки. Нет, не все… Издали доносилось насмешливое щебетание дрозда-рябинника. Кир медленно вытянул вперед руку раскрытой ладонью вверх и затаил дыхание. Мгновение, другое, третье ничего не происходило, а после по пальцам скользнул легкий ветерок. Еще миг, и острые коготки вцепились около ногтя. Молодой человек осторожно открыл глаза. Серовато-стальная пичуга с черными пестринами на голове сидела у него на пальце и внимательно рассматривала человека черным глазом-бусинкой. Ржаво-рыжие грудь и шея, усыпанные продолговатыми темными пятнами, и белое брюшко места для сомнений не оставляли: дрозд. Скорее всего, тот самый рябинник, нагло выкрикивавший песенку из бузинных кустов.

Хорошая примета. Добрая.

Дрозды приносят весну и радость. Они – певцы обновляющейся после зимы природы.

Правда, в долине Дорены, где прошло детство Кира, чаще встречаются певчие дрозды. Эти птички мельче рябинников и поют гораздо виртуознее. Многие слышат в их песне призывное: «Приди, приди! Скорее, приходи, скорее… Поскорей, поскорей… Приди! Приходи же…» Отсюда и решил народ, что зовут дрозды весну и тепло, цвет на деревья, урожай на поля, приплод в стада… Конечно, рябинник проигрывает сородичу в мастерстве пения, но все ж таки не чужой ему. Значит, его дружба – добрый знак.

– Спасибо, птичка… – прошептал Кир. – Спасибо, братец!

Звуки его голоса спугнули дрозда. Он настороженно пискнул, повернул голову и вспорхнул, мелькнув на прощание черно-бурым крылом.

Чародей помахал пичуге – лети, мол, маленький друг, – а сам спустился к реке.

Идти вдоль берега – глупо, да и бессмысленно – не меньше полгода пройдет, пока до озера дохромаешь. Значит…

Значит, нужна лодка или плот. Жаль, инструментов никаких под рукой нет… Кир усмехнулся. Даже целый ящик плотничьего снаряжения не сделают его мастером. Когда любимое столярное изделие – древко копья да топорище боевой секиры, лучше не пытаться вытесать что-то полезное самостоятельно. Но ведь…

Но ведь не зря же он постигал чародейскую науку в подземном городе?!

Во-он тот пласт зеленого дерна, венчающий охристый обрыв, кажется, вполне подходит…

Мутноватая после весеннего паводка вода Дорены вздулась пузырем, из которого длинным пальцем вырос обоюдоострый клинок. Дрогнул, примеряясь, а потом взрезал рыжую глину полукругом, обрушивая в стремнину кусок берега размером пять на пять шагов. Еще в полете широкий язык огня лизнул будущий корабль снизу, обжигая и скрепляя частицы глины, а воздух, собравшись в тугой комок, позволил отрезанной «краюхе» коснуться речной глади без шума и брызг, да так и остался между обожженной глиной и водой, придавая плавучести. Корни трав, покрывающие кусок берега, удлинились, расползлись множеством отростков, пронизывая пласт сверху донизу. Это чтобы был крепче, не развалился ненароком, наткнувшись на топляк или подводный камень. В то же время стебли недавно проклюнувшегося от зимней спячки белоголовца ринулись вверх, образуя мягкий ковер, пригодный для безмятежного сна…