Петр Верещагин - Игра Арканмирра

М-да… не хотел бы я встретиться с такой вот рыбкой в ее родной стихии. Янтарная Звезда говорила, что она здесь малоподвижна, но акула опережала бегущего человека, что трудно было назвать ограниченной скоростью. Другой вопрос, что каждый из нас был чуть-чуть быстрее зубастого чудовища; кроме того, тварь была одна, а нас – шестеро, считая державшуюся позади чародейку и последнего из Ночных Клинков Академии. Но эти преимущества более чем компенсировались размерами акулы.

Интересное, должно быть, зрелище мы представляли собой со стороны: Мортис, метавшийся тенью у самой пасти твари, методично вырезающий своими серпами зубы переднего ряда; Элайн, посылавшая в разинутый рот одно заклятье за другим; Дакан и я – два полупреобразившихся Тигра, один из которых осыпал грязно-белую гору непрерывным потоком стрел, а второй царапал ее обоими мечами; два Ночных Клинка, ставшие невидимками и обрабатывающие акулу откуда-то еще.

Пожалуй, чтобы расправиться с чудовищем таким макаром, нам потребовалось бы не более пяти лет.

Но твари надоело это развлечение, и она резко рванулась вперед, подмяв напарника Джанга и проглотив Лишенного Имени. Тотчас же ее глаза брызнули в стороны, пронзенные клинками невидимки-Джанга, а Неуловимый, издав тигриный рык, отбросил лук и сорвал с себя пояс, развернувшийся в знакомый мне бич – то было оружие Квай-Чана, старшего брата Неуловимого, которого я имел честь убить.

Акула развернулась ко мне. Я привычно отскочил в сторону, вонзая Меч Предназначения в рыхлую плоть, и тут у меня в голове раздался голос Янтарной Звезды: «Держись крепче!» Я не понял, в чем дело, но постарался исполнить ее просьбу.

Мои ноги словно приковало к земле, а все еще двигавшаяся вперед акула не замечала ран. И не заметила даже тогда, когда адаманитовый клинок распорол ее бок почти полностью. Покрытый с ног до головы дымящимся ихором, из разреза вывалился Черный Странник, поблагодаривший за чудесное спасение коротким кивком.

– Еще раз! – крикнул Дакан, крест-накрест полосуя морду чудовища огненными полосами.

В Нереальном Мире Бич Божий приобрел неожиданную мощь. Быть может, то действительно было оружие одного из неведомых богов древности? Впрочем, какая разница… Главное – что он работал.

Мортис и Странник отвлекли ослепленную тварь, давая мне возможность зайти с другого бока. Вновь чародейка приковала мои ноги к земле (или что тут имелось вместо нее), вновь Меч Предназначения вспорол тело акулы, окончательно выпуская ей внутренности. После чего самочувствие чудища резко ухудшилось, причем настолько, что у него не оставалось иного выбора, кроме как отдать концы.

Исполинский труп замерцал и растворился в воздухе, оставив после себя только плотное облако миазмов, державшееся, к счастью, в одном месте и не особо досаждавшее победителям – нам то есть.

Врата возникли перед нами внезапно. Десятифутовые столбы охватил синий огонь, а натянутое между ними синее же, но призрачное полотно на мгновение стало густо-лиловым – и исчезло.

– Вперед! – воскликнула Элайн. – У нас всего пара секунд!

Двух секунд нам хватило бы даже для того, чтобы протащить через Врата ту акулу, нарезав ее на куски; так что мы рванулись вперед – и оказались снаружи, в благословенной темноте реального мира.

Или не в такой уж благословенной, пронеслось у меня в голове за мгновение до того, как на нее опустился обух топора.

– Отсутствует уверенность в исходе.

– Но разве ясен был расчет?

– О нет. И как прикажешь оценить доходы, когда над головою Тьма и Свет стоят, застыв в покорном ожиданьи вердикта?

– Это ход, не цикл. Но способно ли большое расстоянье вид исказить?

– Не все ль тебе равно?

– Ведь это может быть простым решеньем: сказать, что Нереальные Миры лежат вне Граней прежних соглашений и подвести итоги всей Игры, поскольку Игроки переступили пределы…

– Не пойдет: раздел шестой, пункт двадцать восемь-прим в статье четыре. И, как гласит наш Кодекс…

– …Игровой – не наш.

– Согласен. Но вернемся к теме: указанное место говорит, что на любой объявленной Арене исход борьбы лишь Персонаж решит. Ты знаешь, где мне светит оказаться, коль я посмею преступить закон? Ну вот. И я не волен отказаться, ведь нет на то согласия сторон.

– А как насчет Условий Перемены?

– Но разве у Доски Арбитров нет?

– Да, верно… До исхода этой сцены их не отвлечь…

– Каков же твой совет?

– Не торопись. Я помню прошлый цикл, когда висело все на волоске, а результат никто и не предвидел. Ни Игроки, ни Судьи – даже те, кому пришлось участвовать в спектакле, предотвратить развязки не смогли, хотя хотели бы.

– Не факт.

– Поверь мне, братец: хотели. Но Фигуры не пошли. Верней, пошли – но собственною волей. Арбитр на этот путь и не смотрел, а после – помешать сам Мефистофель не смог, хоть для его Игры предел специальным заседанием Совета назначен был… Я это вот к чему: зачем вводить в сценарий Лагерь Света? Актер-то все равно уйдет во Тьму.

– Свобода воли – часть Игры, ведь все мы ею обладаем. В том-то смертных шанс и состоит, чтоб со вселенской сцены произнести слова…

– Слова? В который раз?! Сюжет один и тот же, он за годы не изменился ни на волосок; и вот финал – актеры на свободе, а ты все смотришь…

– Да, смотрю. Я – Бог.

– Надейся, что слова твои правдивы.

– О чем ты?

– Знаешь ты и знаю я, что во Вселенной слово «справедливость» – мышиный писк; но смертные стоят чуть ниже и не видят махинаций на уровне Владыки Высших Сфер.

– Решаю я, что должно познавать им.

– Но разве люди верят в твой пример? В тебя – покуда верят, так как некто, кого я здесь не стану называть, раскрыл им то, что ты назвал «запретным».

– Но кто-то это должен был сказать!

– Не буду подвергать сомненью мудрость твоих поступков. Каждому – свой ад. Ты зацепил их истинные чувства – теперь жди сопряжения Триад, когда придет назначенный в Завете День Разрушений.

– Новый Рагнарок?!

– Армагеддон. Ты моего совета хотел?

– Да. И еще хочу.

– Так вот: жди и надейся. Смертные – не боги, хоть есть такой у них потенциал. Возможно, им откроется дорога, которая ведет в соседний зал. А там их ждет совсем другая пьеса, другие режиссеры, антураж… Но не пытайся жульничать – иль здесь же услышишь ты развязку и пассаж в честь собственной безвременной кончины.

– Но Кодекс не позволит низложить…

– Позволит. И не первый ты в пучине бесследно сгинешь.

– Жить – или не жить? Признаться, этот выбор я для смертных соорудил… Ирония судьбы?