Ольга Денисова - Черный цветок

Они снова захохотали, хлопая Есеню по плечам.

— Ну и отдал, — огрызнулся он.

— Чего ржете? — возмутилась Загорка, — я чисто сработала, а он — добрый мальчик, он меня пожалел. Небось, батька выдрал за золотой-то?

— А то, — хмыкнул Есеня.

Разбойники захохотали еще громче.

— Вот видите? А вы ржете, — Загорка потянулась и погладила его по голове, а Есеня отстранился, — ты что же, сердишься на меня? Не сердись.

— Ничего я не сержусь.

— Сердишься, я вижу. Работа у меня такая, кто-то вот обозы грабит, а кто-то на базаре деньги у лопухов выманивает.

— Ой, Жмуренок, ну какой ты… — Хлыст смахнул слезу из угла глаза, — какой ты пентюх! У нее же на лбу написано, что она лиса хитрющая, как же ты на такую дешевку клюнул-то?

— На свой лоб посмотри, — парировала Загорка, — не обижай ребенка, он добрый. Воробушек, на самом деле, воробушек!

— Сама ты… — скрипнул зубами Есеня.

Крик из леса заставил разбойников вскочить на ноги, Есеня поднялся вместе со всеми, мама Гожа побледнела и отставила в сторону миску с кашей.

— Это Полоз кричал, — пробормотал Хлыст.

— Пошли, пошли быстро!

Они побросали обед на широкую плиту очага, и побежали на крик. Есеня кинулся за ними, в лес, в сторону ручья, и вскоре они вышли навстречу Полозу и остальным разбойникам — те стояли у воды. Троих разбойников несли на носилках, собранных из тонких жердей и веток, и с носилок на землю капала кровь. Щерба опирался на палку, одна штанина пропиталась кровью, но он шел сам, еще один разбойник прижимал рукой рану на боку.

— Помогайте, — велел Полоз, и все, как один разбойники из лагеря вброд перешли ручей, и Есеня, хоть не любил купаться в одежде, не мог не последовать за ними, — да не нам, Щербе и Гурту, не надо им раны в грязной воде полоскать.

— Что случилось, Полоз?

— Нас в деревне ждали. Забой убит. Они хотели взять пленного, но мы не дались.

Есеня посмотрел на носилки и увидел рыжего Брагу — через его грудь прошел сабельный удар, рана были прикрыта повязкой, но та давно пропиталась кровью насквозь: по краям — черной, а в середине ярко-алой. Есеню замутило, и он шагнул обратно в ручей.

— Жмуренок! — окликнул его Полоз, — под носилки вставай, подстрахуешь.

Они подняли Брагу повыше, чтобы пронести над водой, и Есеня понял, что от него требуется — поддерживать носилки снизу, чтоб не перевернулись. Но с них капала кровь — Есеня никогда не видел столько крови. Он вообще-то крови не боялся, но ее было слишком много, слишком. Она стекала вниз и запекалась сопливыми сгустками, и по этим сгусткам бежали свежие капли, густели, и падали в воду тягучими шлепками.

— Ну? — рявкнул Полоз, — что встал?

Есеня стиснул зубы и зажмурил глаза, нагибаясь под носилки, взялся руками за липкие жерди, и тут же почувствовал, как за шиворот плюхнулось что-то теплое и склизкое. Рот наполнился вязкой солоноватой слюной. По руке вниз побежала темно-красная дорожка, заползая в рукав, капнуло на макушку, желудок попытался выбросить недоеденный обед, но Есеня плотно зажал рот и запрокинул голову. Всего-то десять шагов… Густая капля крови упала на поднятое лицо, и, как только Есеня услышал: «Опускаем», так выкатился из-под носилок, и хотел сбежать в лес, но его вывернуло тут же, прямо в воду, под ноги Хлысту, который вдвоем с Рубцом тащил через ручей стонущего Щербу.

— Ах ты сморкач! — рявкнул Щерба и слегка подтолкнул Есеню под зад здоровой ногой.

— Сиди спокойно, — огрызнулся Хлыст, — и так тяжело.

— Жмуренок! Там еще двое носилок, вперед! — велел Полоз, оглянувшись.

Есеню вырвало снова, по дороге на другой берег, но, как ни странно, во второй раз лезть под носилки оказалось проще. Или крови было меньше, или в желудке ничего не осталось. К третьим носилкам вернулся Хлыст.

Когда раненых переправили через ручей, Есеня немного отстал, прополоскал рот и опустил голову в воду, отмывая волосы и лицо. Его пошатывало и трясло крупной дрожью, так что стучали зубы.

Раненых положили под навесом — над ними хлопотала мама Гожа, Полоз, и еще один разбойник по имени Ворошила: говорили, что он смыслит в лекарском деле. Помощников у них хватало — разводили огонь, ставили кипятить котел с водой, несли льняные тряпки и рвали их на бинты. Загорка стояла в стороне, бледная и испуганная.

— Жмуренок! — крикнул Хлыст, — флягу принеси из шалаша. И воды из бочки набери.

Есеня кивнул, и, спотыкаясь, побежал выполнять — ему было стыдно: все вокруг оставались спокойными и действовали быстро и слаженно, только он один трясся и не мог прийти в себя. Он стиснул зубы, чтобы они перестали стучать, и вернулся к Хлысту, немного успокоившись, но именно в ту минуту Ворошила, склонившийся над раненым, сделал что-то такое, от чего тот закричал. Есеня оглянулся, снова увидел кровь, хлынувшую из раны на животе, и бледное до синевы лицо разбойника, искаженное криком: у него опять закружилась голова и тошнота подступила к горлу. Хлыст вырвал флягу у него из рук и презрительно фыркнул:

— Иди прочь отсюда, еще стошнит прямо здесь.

— Не, — попробовал оправдаться Есеня, — я могу. Скажи, что надо, я могу…

— Иди, не путайся под ногами.

— Мне воды принеси, Жмуренок, — попросил Щерба, до которого не дошла очередь — он сидел, прислонившись к стволу дерева спиной, с перетянутым веревкой бедром, и тоже был бледным, и на лбу у него выступил пот.

Есеня, подхватив кружку, метнулся к бочке и через секунду вернулся с водой.

— Щерба, может, тебе еще чего надо? Может, я тебя перевяжу?

Щерба хохотнул, залпом выпил всю воду и ответил:

— Еще принеси. Перевяжет он… Может, и зашьешь?

Есеня опустил глаза и увидел широкую рану выше колена, с вывернутым наружу неестественно красным мясом, и запекшуюся бурую кровь вокруг.

— Да не смотри, не смотри… Сморкач, — Щерба потрепал его по волосам, — воды неси, пить хочу, много крови вылилось.

В двух шагах, под навесом, Полоз и Ворошила начали зашивать рану на груди Браги, и тот стонал, жмурил глаза и кусал губы — двое разбойников придерживали ему руки, а еще один сидел на его коленях.

— Ничего, Брага, — приговаривал Полоз, — жив будешь, поверху прошло. Кровь остановим только…

Есеня тоже зажмурился и закусил губу, слушая стоны Браги, и Щерба подтолкнул его вперед:

— Да не смотри ты! Потом привыкнешь. Все поначалу так, а потом привыкают. Воду неси и иди отсюда.

Есеня сбегал к бочке еще раз, отдал Щербе кружку, и отошел в сторону, зажимая уши — ему казалось, что это его тело протыкают иглами и ему стягивают края воспаленной раны.

— Ну что, Воробушек? — его обняла за плечи Загорка, — что ж ты так дрожишь-то?

— Ничего я не дрожу, — Есеня вырвался у нее из рук.

— Бледный-то какой. Страшно в первый раз?