Наталья Резанова - Самоубийство по сговору

Любовная история? Отчего же нет? В бытность мою начальником городской полиции в Форезе… Я понимаю, как грубо это звучит для ваших ушей, сударыни, но именно там произошел случай, о котором я собираюсь рассказать. Речь идет о двойном самоубийстве в гостинице «Дельфин». Не слышали? Действительно, никто об этом уже не помнит. Хотя странно – единственное ведь происшествие такого рода на моей памяти. Не в духе нашего города. Форезе – город хоть и старинный. но небольшой, и вдобавок портовый. И все «происшествия», какие там случаются, такие же, как в любом небольшом портовом городе. Драки, поножовщина, контрабанда и все такое прочее.

Гостиницу «Дельфин, где все произошло, не миновала общая участь. Это маленькое заведение на окраине. Хозяин понемножку приторговывал краденым, укрывал контрабандный товар, сдавал комнаты… ну, в определенных целях. Я, конечно, знал о его делишках, припугивал порой, но не больше. Знаете, если бы я всех за подобное отправлял на каторгу, город остался бы без жителей. Этот тип еще знал меру, а я не зверь какой.

Короче, когда одним прекрасным летним вечером туда заявилась молодая пара ради комнаты на ночь, хозяин… нет, я не буду называть его имени. Просто оно не имеет никакого значения.

Так вот, хозяин на этот счет никогда не колебался. Он даже и не смотрел на них особенно. Ну, один-то раз посмотрел, когда деньги брал. Сговаривался с ним, само собой, мужчина. Он был не в мундире, но по выправке хозяин сразу определил, что это военный. Женщина держалась в стороне и в тени, и хозяин замети, что она скромно, бедно даже одета, и очень молода. Он мне сказал, что еще подумал – вот, мол, швейка или служанка выбралась на свидание с любовником, а ему, потому как на казарменном положении, некуда ее повести, кроме как сюда. Во всем этом он, кстати сказать, не ошибся, не мог только предвидеть, чем дело кончится.

Короче, молодой человек расплатился, поднялся со своей подружкой наверх, хозяин вскоре отправился спать, а утром его разбудили выстрелы. Когда высадили дверь, то обнаружили в комнате два трупа.

Хозяин, ясное дело, предпочел бы ничего не сообщать властям, а покойников куда-нибудь сплавить. Но у подобных людей всегда бывают недоброжелатели – соседи там, конкуренты, – и ко мне тут же послали, а он узнал, что послали, и решил, что лучше ничего не трогать.

Как только я узнал про два смертоубийства в «Дельфине», так тут же явился. Зрелище было такое. Девушка лежала на постели, молодой человек на полу. В руке у него был зажат пистолет, второй валялся рядом. Совершенно ясно было, что он сперва выстрелил в сердце своей спутнице, а потом себе в голову.

Оба они были одеты, постель тщательно застелена, всякие следы борьбы отсутствовали – короче, не надо быть человеком большого ума, чтобы понять, что перед нами чистое, как слеза, вполне сознательное самоубийство – даже если бы они не оставили записки. Записку, однако, они оставили. На столе лежал лист грубой бумаги с тремя строчками, включая подписи:

Умираем по собственной воле.

Жанна Арден.

Матье Матюрен.

В общем, все ясно, можно успокоиться. Но меня смущали некоторые обстоятельства. Да нет, в том, что это самоубийство, я не сомневался. Но, во первых, хозяин божился, что новопреставленные постояльцы не спрашивали письменных принадлежностей. И я склонен был ему верить – чернила на бумаге давно высохли. Следовательно, они явились в гостиницу, уже имея предсмертное послание с собой. Я не очень-то имел дело с влюбленными, решившими покончить счеты с жизнью, вернее, совсем не имел, но мне всегда казалось, что такие письма пишут в последний момент.

Второе – где-то я недавно слышал фамилию «Матюрен». Точных обстоятельств я не помнил, но что обстоятельства были связаны с уголовным делом – определенно.

И главное – сама записка. Не в том дело, что она казалась чересчур уж сухой и сжатой – хотя в этом тоже. А в том, что слова «Умираем по собственной воле» и «Жанна Арден» были написаны одним и тем же почерком. Я опять же полагал, что в подобных делах решающую роль играет мужчина. И в общем-то был прав – оба убийства совершил он. Но записку писала женщина. И первой поставила подпись.

Я подошел и посмотрел на убитую. Вы знаете (а впрочем, может, и не знаете), как меняет смерть лица людей. Иногда они бывают ужасны. Иногда приобретают спокойствие, которого не хватало им при жизни. Это лицо казалось воплощением спокойствия. И я откуда-то знал, что оно уже было таким, когда к сердцу был приставлен пистолет, и смерть только закрепила это выражение покоя. У нее были темно-каштановые прямые волосы, широкие скулы, короткий нос. Глаза закрыты. Миловидна, но не более. И действительно, очень молода. Вряд ли ей было больше восемнадцати лет (впоследствии я узнал, что ей едва исполнилось семнадцать). Именно она написала: «Умираем по собственной воле».

Несмотря на безусловную ясность обстоятельств, было в них нечто странное. Пугающе-притягательное, если можно так сказать. И я решил выяснить, почему эти двое убили себя, хотя никто не заставлял меня этого делать. И принялся раскручивать события, как водится в нашем деле, с конца.

Тела самоубийц я не сразу передал похоронной команде, а велел переправить в портовый госпиталь – тамошний врач по бедности работал и на нас. Правда, никаких новостей от его осмотра я не ждал. Просто я человек добросовестный. Затем я отправил своих людей выяснить, не числится ли пропавших среди приезжих. Главным образом, из-за мужчины. Видите ли, я был знаком со всеми офицерами, проживающими в нашем городе, не так уж их здесь много, а он, похоже, был офицером. Его я не знал, следовательно, приезжий. Простая логика. Другое дело девушка. Она могла быть и здешней, всех горничных и швей в лицо не упомнишь… А также принялся искать свидетелей.

Как ни странно, таковые нашлись почти сразу. Похоже, почти весь предыдущий день, по крайней мере, от полудня, Жанна Арден и Матье Матюрен провели на людях. Точнее, на набережной. Не меньше десятка прохожих видели там молодого человека с девушкой, соответствующих данному описанию. Они ходили вдоль набережной или сидели на парапете. На вопрос, чем они были заняты, все свидетели отвечали одинаково: «Разговаривали». Из этого разговора никто не слышал ни слова. Ни единого. Никому, понимаете, не пришло в голову прислушаться. Ну, болтает влюбленная пара, ну, ведет себя так, будто ничего кругом не замечает. Прицепившись к последним словам, я потребовал свидетеля объяснить, что он имеет в виду. Тот сказал: ««Вид у них был очень сосредоточенный, как будто что важное обсуждали, а не то, что у них на уме». Но я-то уже знал, что у них было на уме.