Андрей Круз - У Великой реки

– Ты мне вот что скажи. – поднял глаза от бумаг на столе Степан. – Ты за девушку свою штраф принес?

Маша втянула голову в плечи, представив, наверное, что я о своем обещании забыл, и теперь ее заберут обратно и вновь отдадут ужасной Анфисе Зверевой для болезненного и унизительного наказания.

– А как же, обижаете, господин становой пристав. – солидно произнес я и достал из-за пазухи продолговатый кожаный футляр.

За спиной послышался вздох облегчения. Я усмехнулся, вскрыл крошечный тубус, извлек оттуда и передал Степану вексель городского банка, выданный мне не далее как позавчера в городской управе.

– Вот как… – хмыкнул Степан. – Даже выдавать тебе деньги не пришлось. Как пришли, так и ушли. Ладно, отметь передачу.

Я взял со стола ручку, подмахнул графу с передачей векселя, а затем прижал палец к блестящему кружочку. Все, деньги ушли, можно сказать.

– Ладно, Сашка, вали отсюда, дел полно. – сказал Степан. – Поручение заберешь у дежурного через пару часов, если какие вопросы – обращайтесь к Анфисе, делу у нее. Вопросы есть?

– Никак нет.

– Вали тогда.

Мы покинули кабинет станового пристава с разными чувствами. Маша с облегчением, что я все же не обманул ее, а я с ощущением того, что о чем-то я Степана Битюгова спросить забыл. О чем-то важном.

– Куда теперь? – спросила Маша на улице вполне уже бодрым голосом.

– Пошли Велиссу навестим. Расспросим ее, что за порталы в Дурное болото открываться могут.

– Ты знаешь… – сказала Маша – … я в свое время слышала, что в середине болот есть острова. Причем такие, что на них тебе ничего не грозит. То, что рождается в болотах, всегда направлено своей агрессией наружу, от центра.

– Это кто тебе такое сказал?

– Учитель.

– Из пришлых?

– Нет, он из аборигенов. Он говорил, что это как глаз урагана – все вокруг трещит и шатается, кругом беда, а в середине – полный штиль. Вот и Дурные болота – это нечто вроде перманентной магической бури. От центра к краям которая развивается. И тот, кто сумеет обосноваться там, будет жить безопасней, чем в любой крепости. Но без сильного маяка туда портал не наведешь. Там все время завихрения, унесет не пойми куда.

– А как туда маяк доставить?

– Не знаю. – пожала плечами колдунья. – Я вообще пока порталы открывать не умею.

Велисса вер-Бран жила на противоположной от меня стороне Холма, так что дорога заняла минут пятнадцать. Жила она на первый и неискушенный взгляд скромно, в одноэтажном деревянном домике вроде моего, но побольше. С двумя спальнями, как здесь принято говорить. Ворота с какими-то выкованными из меди колдовскими символами были заперты, но калитка открыта. На воротах сидели два здоровенных черных котяры, мрачно поглядывающих на нас желтыми глазами. Точно ведь, не просто так. Каждый из котов размером с небольшую рысь, кинется сверху – мало не покажется. Вдвоем вообще в клочки порвут. Но не кинулись, пропустили.

Мы прошли через ухоженный двор, в котором с кустами каких-то цветов возилась смуглая девушка аборигенка в мокром от мелкого дождя платье. Девушка была откуда-то с юга, судя по внешности. На нас она не обратила ни малейшего внимания, будто нас и не было.

Двор вообще зарос цветами, какими-то причудливыми деревьями. Домик тоже был на диво неплох, я только поначалу решил, что он похож на мою простецкую избу. И вовсе не похож. Этот был светлым, из покрытого каким-то прозрачным лаком идеально обработанного бревна, со вставками из дикого камня, крытый самой настоящей листовой медью. Хороший домик, в общем. В дальнем углу двора еще один домик, маленький, для прислуги. Под навесом стоит небольшой, но дорогой вездеход «Стриж». Велисса не только перебралась к нам сюда, поближе к прогрессу, но и сама сидит за рулем, что для аристократки-аборигенки, каковой она и является, невероятная степень эмансипированности. По всем правилам ее кучер, читай – шофер, возить должен.

Мы поднялись на выстланное серым гранитом крыльцо, я постучал в дверь, взявшись за ручку молотка в виде павлиньего хвоста. Дверь распахнулась почти сразу же, но не магией. Ее открыла сестра-близнец девушки, копающейся в саду.

– Я от станового пристава. – сказал я ей, показав свою серебряную бляху. – Могу я поговорить с госпожой вер-Бран?

Девушка ничего не сказала, лишь отступила в сторону и сделала приглашающий жест. Мы вошли в прихожую, она приняла наши дождевики. Затем она провела нас в гостиную, где перед включенным радиоЈ по которому передавали музыку, сидела Велисса вер-Бран, покуривая длинную сигарету с марихуаной. У местной аристократии, кстати, это вполне допустимая в обществе привычка.

Велисса вер-Бран была типичной представительницей народов, живущих в среднем и нижнем течении Великой реки. Приятно смугловатая кожа, черные, прямые, блестящие волосы. У местных аристократок они длинные, чуть не до пят в этом возрасте, убираемые в сложные прически, но Велисса свои остригла, соорудив на голове эдакий художественный беспорядок, отнюдь не лишенный изящества, впрочем.

Лицо ее было вполне европейским по нашим меркам, но как бы с небольшой примесью азиатских черт. Немного глаза узковаты, немного что-то еще. Все неуловимо, незаметно, скорее она была похожа на европейку, которую кто-то решил было загримировать под азиатку, да в последний момент передумал. Красивое лицо, с изящными чертами, разве что в изгибе карминово-красных, аккуратно подкрашенных губ, скрылось нечто злое. Почему то появилась ассоциация с красивым и ядовитым существом, вроде того же василиска, с которого содрали шкуру, дабы изготовить госпоже вер-Бран брюки.

На ней была белая шелковая рубашка, расстегнутая чуть не до пупка, в вырезе которой можно было разглядеть ее красивую смуглую грудь почти целиком, ноги обтянуты черными брюками из кожи василиска, что было очень, очень дорого. К тому же эта чешуйчатая кожа тянулась как резина, поэтому каждый изгиб тела Велиссы ниже пояса был открыт к обозрению.

О ней говорилось разное, ходили разные слухи, о ее жестокости, злости и нетрадиционных сексуальных предпочтениях, но чему из них стоило верить – неизвестно. Еще говорили, что все темные стороны ее натуры и вынудили ее сменить родовой замок на домик в Великореченске. Очень уж она тамошним стандартам поведения не соответствовала. Если жестокость еще простительна, она вроде допустимого в обществе чудачества, ей грешат почти все аборигены, здесь все же средневековье, то не традиционность в сексе – это предосудительно. Мужчину за это и вовсе могут казнить, посредством оскопления с дальнейшим натягиванием на кол, а женщине путь в монастырь, посвященный одной из местных богинь. Пожизненно. Хотя, по слухам, как раз в монастырях для таких настоящий рай.