Андрей Круз - У Великой реки

– Ну что, господин Волков, обнаружили злодея? – спросил староста, подходя ко мне.

– Вроде того. – кивнул я. – Трактирщик ваш хулиганил, господин Ветлугин. В целях личной наживы.

– Это как? – удивился жандарм.

– Вот так. – сказала Лари, подходя сбоку. – Нашел способ в бхута превращаться.

– Бхута? – поразился я. – Это бхут был? Я думал, что бхуты – это легенда. О них даже в книгах так пишут.

– В книгах много глупостей пишут. – пожала плечами демонесса. – А я его сразу распознала. Перевертыш, но серебра не боится. И «покрывало тьмы», только бхут его умеет так легко призывать.

– Погодите, погодите… – прервал ее староста. – Что за бхуты?

– Чуть позже расскажем. – ответила Лари. – Пошли?

С этими словами она повернулась ко мне. Сказано было таким будничным тоном, что я даже не понял, куда она меня зовет, и пошел следом. И лишь у самых ворот остановился, и в изумлении спросил шепотом:

– Стой! Это куда мы? Жить надоело?

– Как куда? – не поняла меня Лари. – Привести злодея жандармам. Ты что, еще не понял?

– Чего не понял?

– Почему он приказчика не разорвал до конца?

– Ой, блин… – я треснул себя ладонью по лбу. – Ну конечно!

– Именно. Ему сил не хватило, амулет долго не действует. – прошептала она в ответ. – Пошли за ним, только тихо! Нам еще награду получать, не надо давать понять, что дело уже прошлогоднего яблока не стоит.

– Ты права. – пробормотал я, перехватил ружье чуть воинственней, и направился в ворота вместе с Лари.

В сарае было почти пусто. В углу стояли бочки, от которых несло соляркой, на них сначала упал луч моего фонаря. В середине просторного помещения стоял на подставках и деревянных чурбачках полуразобранный грузовик со снятыми колесами. А в дальнем углу сидел, прислонившись спиной к стенке, трактирщик Ветлугин. Досталось ему здорово, даже не смотря на ту форму, в которой он пребывал во время нападения. Руками он зажимал рану на животе, из которой сочилась кровь. В трех местах брезентовая куртка была прожжена, за ней виднелась голая, почти обугленная кожа. Черная хламида с капюшоном валялась рядом, изорванная почти в клочья.

С оборотнями вообще так обычно получается. Если его ранить в одной форме, а потом он принимает другую, то зачастую раны пулевые превращаются не пойми во что, ожоги могут обернуться порезами и так далее. Вот и сейчас выглядело все так, как будто он не получил несколько пуль с фосфором, а то ли его ножом ткнули, а потом факелом потыкали, то ли что другое с ним делали. А все пули, сдавленные и оплавленные, лежали возле него на утрамбованной земле – тело, превращаясь, вытолкнуло их из себя.

– Ну что, Петрович… – окликнул его я. – Доигрался хрен на скрипке?

Лари не сказала ничего, но у нее из опущенной руки упругими змеями бесшумно развернулись два стальных хвоста латига. Увидев тифлинговский кнут, трактирщик вздрогнул. Знал, наверное, что это за оружие. Или не знал, но и так все было понятно. Глядя на латиг, понимаешь сразу, что этот кнут вовсе не для того, чтобы погонять быков в упряжке – латигом этих быков можно убить.

Черты демонессы исказились, совсем чуть-чуть, но стали вдруг хищными и злыми, как у оскалившегося леопарда.

– Куда ты дел амулет? – спросила она.

Голос тоже изменился. Стал ниже, в нем появилась какая-то дополнительная нота, как будто у демонессы в горле что-то клокотало. В свете фонарей ее белые острые зубы отливали вообще голубым, в глубине глаз мрачно мерцали зеленые огоньки. Ой, какая с нами страшная дамочка… Мороз по коже. Даже и не дамочка, а жуть хищная. А мы и не знали, думали, что все ей хаханьки, ходит – попой крутит, шуточки шутит, колдунью нашу попугивает. А знал бы раньше… И Васька-некромант с такой бы тоже шутки шутить заопасался бы, наверняка.

Ветлугин тоже проникся. Сразу же проникся, как увидел это изменившееся лицо. Вжался в стену, рванул дрожащей рукой с шеи какой-то кожаный мешочек с медной застежкой вроде как у кошелька, подвешенный к шее, отбросил ей под ноги. Тот едва слышно звякнул, упав на землю. Лари присела грациозно, подняла талисман рукой, на которой явственно обозначились недлинные, но острые когти, хотя изящной ее ладонь осталась по-прежнему. Откуда и взялось что?

.- Видишь? – показала она мне свой трофей, при этом лицо ее снов менялось на глазах, возвращаясь к привычной улыбчивой красоте. Она даже брови вновь приподняла шутливо-удивленно, как сделала бы школьная учительница, вытащив у ученика из-под парты альбом с непристойными картинками, как бы говоря: «Ой, а что это я нашла?»

– Это что? – спросил я.

– Это бхут-архир. Амулет превращения в бхута. Не знаю, где он его взял, их единицы остались… В этом мире, во всяком случае. Ты где взял эту дрянь, а? – вдруг грозно спросила она страдающего трактирщика, взмахнув рукой. – Говори, а то на полоски разрублю. В лапшу.

У того прямо перед лицом, лениво развернувшись, свистнули концы латига, заставив зажмуриться и снова вжаться, насколько возможно, затылком в доски стены сарая. Кнут просвистел мимо, щелкнул, после чего самопроизвольно скрутился в двойное кольцо в руке демонессы, как послушный домашний зверь.

– В карты выиграл. В Гуляй поле. – почти простонал тот в ужасе.

– Давно? – почти ласково спросила Лари.

– Два месяца как.

– А ты знаешь, что амулет этот в списке запрещенных к владению? – вкрадчиво спросил его я, при этом направив на него стволы ружья, давая возможность в них заглянуть. – Что покупка, продажа и владение оным приравнивается к покупке, продаже и владению наркотиков высшей степени воздействия, с магической составляющей? Знал ли ты это, болван, когда брал амулет в руки?

– Знал. – почти прорыдал Ветлугин. – У меня выбора не было.

После того, как Лари сказала мне, что это такое, я вспомнил скупую запись в «Реестре магических и волшебных предметов, воспрещенных как к приобретению, тако же к продаже и владению оными». На пять лет каторги бхут-архир сам по себе тянул, даже без сопутствующих убийств.

– Ах, выбора… – протянула Лари. – Ну, насчет выбора ты уж жандармам расскажи. Они про это любят послушать. И судья послушает, почему ему не послушать?

С этими словами она схватила трактирщика за воротник и потащила по земле к выходу. Мне осталось лишь последовать за ней.

– Вы мне, любезные мои, все же расскажите, что это за бхут-архир такой. – заявил староста, когда мы собрались на обед в трактире с загогулистым названием «Обеды как у мамы». – Злодей Ветлугин и сам не знает, поэтому и объяснить не умеет.

– А вообще как, сознается? – спросил я, придерживая руками свернутый в трубку вексель на триста золотых.

– Уже сознался, записывать за ним не успеваем. Он, как оказалось, до карточной игры слаб оказался. – староста налил себе морсу, выпил, и принялся рассказывать. – Каждые пару месяцев он уезжал, по делам, якобы. У нас, в общем, сильно никто и не задумывался, куда трактирщик ездит. Надо ему – и ездит, нет закона против этого. А ездил он в Гуляй Поле, и там играл. И все, что с трактирной торговли имел, там и спускал успешно. До копейки.