Андрей Посняков - Месяц Седых трав

Нельзя сказать, чтобы это было бы неприятно. Ну еще бы! Баурджин, лаская девичью грудь, ощущая ладонями трепетный тонкий стан, чувствовал, что снова пьянеет, только теперь уже не от хмельного напитка…

Наконец юноша выгнулся, закрывая глаза… отпрянул… и ощутил, что кто-то гладит его по плечам. Обернулся…

– Это Гильчум, моя подружка, – радостно сообщила Бурдэ.

– Господин в желтом тэрлэке, к сожалению, уснул, – с грустью поведала девушка. По виду она была чуть помладше Бурдэ и одета, словно принцесса, этакая юная ханша – в бархатном темно-синем халате с золотыми узорами, в парчовых открытых туфлях и шальварах тонкого голубого шелка, в высокой конической шапке, едва не протыкавшей войлочные своды юрты. Волосы у Гильчум были тоже темные, но не такие, как у Бурдэ, а с некоторой рыжиной, такой же изящный нос, ожерелье, вернее, красные коралловые бусы – вещь явно недешевая и весьма неожиданная в этой забытой всеми богами юрте. Вообще, интересно было, откуда здесь взялись эти девочки? Неужели тут и жили? Что-то не очень похоже…

– О, Гильчум, подружка моя! – встав, обнаженная Бурдэ обняла подругу и кивнула юноше. – Помоги мне ее раздеть, господин.

Вот уж в этом вопросе Баурджина не нужно было долго упрашивать. Первым делом он осторожно снял с девушки шапку и, запустив руку в вырез халата, нащупал волнительно трепещущую грудь с быстро твердевшими сосками.

– Ах, – застонала Гильчум и, опустившись на колени, принялась ласкать растянувшуюся на кошме Бурдэ.

– Господин! – с придыханием попросила та. – Не отвлекай ее, пожалуйста, от меня… И – делай свое дело.

– Да, – на миг обернулась Гильчум. – Делай!

Баурджин осторожно снял с девчонки халат, стащил шальвары, обнажая восхитительный обвод тела… И дальше уже не сдерживался, чувствуя, как стонут и ревут обе – Гильчум и Бурдэ…

– Ну, вот, – наконец усмехнулся он. – Вроде бы, протрезвел. А что, девчонки, не пора ли нам отсюда уехать?

– Уехать? – Подружки переглянулись. – Как?!

– Так, как и приехали, на лошадях, – хохотнув, пояснил Баурджин. – Я смотрю, вы ведь не особо горите желание здесь остаться. Кстати, вы не слыхали про такого найманского хана – Инанч-Бильгэ?

– Так, кое-что… Но мы очень хотим уехать с тобой, господин! Только вот как это сделать? Снаружи нукеры, они нас не выпустят без приказа своего нойона!

– То мои заботы, – натягивая штаны, жестко бросил юноша. – Одевайтесь, не то так, пожалуй, замерзнете. О хане Эрхе-Хара, кстати, не слыхали?

– Эрхе-Хара?! – Девчонки заинтересованно переглянулись. – А что, ты его знаешь, господин?

– Немного… А вы?

– А мы – так очень хорошо! Знали когда-то… И даже лелеяли мечту выйти за него замуж. Ведь Эрхе-Хара так красив, любезен, богат! Какого же мужа еще можно желать?

– Ну, тем лучше для вас, собирайтесь!

Баурджин – а вернее, Дубов – удивился. Впрочем, удивление его тут же прошло: ну, ясно, до замужества девушка могла вести, так сказать, весьма вольную жизнь, будущего мужа это ничуть не волновало, как не волновали и рожденные вне брака, неизвестно от кого дети – они все признавались и росли ничуть не в худших условиях, нежели родные. Генералу Дубову, конечно, трудно было представить подобный разврат. Однако все только что произошедшее между Баурджином и девушками немало его позабавило и даже очень понравилось. Одна лишь мысль билась в мозгу – хорошо, что здесь нет партийных органов, а то бы живо приписали аморалку и бытовое разложение – черты, принципиально чуждые честному советскому человеку и уж тем более генералу. Чуждые, но такие приятные!

– Ну что, собрались? Пойду будить хозяина, коль говорите, что без него не выпустят!

Баурджин прошел на женскую половину юрты и, усевшись на корточки, похлопал по щекам недвижно лежащее тело:

– Эй, Боорчу! А ну-ка, проснись, дружище! Да проснись же, кому говорю, пропойца чертов! Э, – юноша огорченно вздохнул, – похоже, зря все… Хотя… Чему нас учат Коммунистическая партия и Главное Политическое Управление СА и ВМФ? Никогда не сдаваться – вот чему! А ну, девчонки, давайте сюда корзину с навозом… Во-от! Молодцы… Ну-ка, подыши, Боорчу, подыши, дружище… Ага!

– Что? Что за запах? – пьяно распахнул глаза Боорчу. – А ты? – Он осоловело посмотрел на Баурджина. – Ты кто такой?

– Твой друг, кто же еще-то? Песни петь будем?

– Будем! И это… хорошо бы еще выпить… Там, в бурдюке, кажется, еще оставалось… Ага! Есть!

– Постой пока, – бесцеремонно отобрав у Боорчу бурдюк, юноша забросил его в угол. – Пойдем-ка, дружище, подышим немножко воздухом…

– А чего им дышать? Пить надо!

– Подышим, вернемся и выпьем.

– Не пойду, – обидчиво качнулся Боорчу. – А ты… ты обещал песни петь… И ведь не спел! Не пойду!

– Там, на улице и спою! – заверил Баурджин. – Вот, уже начинаю…

Как назло, никаких местных песен не вспоминалось, ни протяжной песни «уртын дуу», ни даже короткой песни «богино дуу», ни уж тем более горловой песни, называемой «хоомий». Ни черта подобного в голову не лезло, вертелась лишь «Ленинградская застольная», ее Баурджин и запел, причем, кажется – с середины:

И как-то ведь пелось-то – по-монгольски! Даже Боорчу оценил:

– Какая хорошая песня! Наверное, цзяньская?

– Фиганьская! – раздраженный Баурджин употребил гораздо более грубое слово, по этическим соображением не пригодное для печати. – Давай выходи скорей!

И, довольно-таки грубо ухватив Боорчу за шиворот, выволок из юрты. Тут же и спросил:

– А где твои люди, спят, что ли?

Боорчу не слышал – отвернувшись, задрал полу халата и звонко мочился в снег. Шатался, гад, но ведь не падал, даже не обливался.

«Сразу видно, профессионал!» – завистливо подумал Дубов.

– Мои люди никогда не спят! – Боорчу заступился за своих нукеров. – Не спят, а несут караульную службу.

– Ну, правильно, – согласился Баурджин. – Устав гарнизонной и караульной службы ведь запрещает на посту спать… а также пить, курить, говорить и отправлять естественные надобности. Ты вот что… мы это, за вином сейчас съездим с девками, а? Дашь лошадей?

– Берите… Э! И я с вами…

– Так у тебя еще есть! Целый бурдюк. Там, в юрте, забыл, что ли? На одного-то хватит, а на двоих… на четверых… В общем, мы поехали, а ты нас жди. Вели воинам, чтоб дали нам лошадей!

– Ко мне, мои верные нукеры! – с неожиданной звучностью завопил Боорчу. – Дайте моему другу коней.

– Слушаемся и повинуемся, господин. Если ты хочешь, пусть твой гость едет, несмотря на то что на дворе глубокая ночь. А вот девушки…

– Скажи, что ты их мне подарил, – зашептал на ухо приятелю Баурджин. – Вот веселуха-то будет.

– А я их ему это… подарил! Пользуйся на здоровье, друг. Девчонки хорошие, много всяких историй знают, еще и прядут.