Олег Фомин - Неостывшее сердце

Но вместе с детьми засияла и надежда в спасённых ими взрослых, что всё небезнадёжно, что есть ещё шанс вернуть людей…

Из города — инкубатора тварей — отец с дочерью бежали далеко за его пределы.

Они нашли эту заброшенную охотничью избу с раненой собакой Лейдой на цепи. Видимо, бывший хозяин ещё не полностью сформировался как оборотень телесно на момент драки с ней. Спасло собаку то, что она была собакой — зверем, способным дать отпор.

Лейду они выходили. Немецкая овчарка, она оказалась доброй и отлично дрессированной. Девочка очень к ней привязалась и дарила своей питомице значительную часть дня. Отец же, уходя, теперь гораздо меньше боялся оставлять дочь одну.

Тепло быстро выветривалось из дома, и топить приходилось помногу, из-за чего отец весь светлый период суток пропадал в лесных походах, запасая дрова.

С деревьями тоже что-то стряслось… Их листва осыпалась, а кора почернела, словно обгорелая. Внутри древесина вроде бы была нормальной. Но если исследовать тщательней, её пронизывали сети чёрных жилок. Они слабо пульсировали… Впрочем, грели эти дрова ничуть не хуже.

Стволы срубленных деревьев он сам таскал по зыбким сугробам до жилища. Здесь сила и выносливость оборотня сослужили ему неплохую службу. Только вот свет уже доставлял скверные ощущения, и это вынуждало его закупориваться в толстую одежду.

С едой всё обстояло сложнее. Охотился он с ружьём на всякую мелочь: зайцев, птиц… Дичь была на грани полного вымирания, и каждая тушка буквально продлевала жизнь ещё на несколько дней. Потому употреблял он совсем крохотную долю мяса, преподнося всё бесценной дочери. Убитых животных он свежевал и готовил по ночам, не желая, чтобы малышка видела это. Для неё зверьки и пташки на картинках детских книжек должны были оставаться сказочно неприкосновенными.

Мясо немощных на солнце оборотней, которых он отстреливал в их логовищах, не шло в пищу. Плоть и кровь монстров, что странно, были холодными! Нет, они не остывали столь скоро после смерти, а существовали такими изначально. Он сам проверил это, сразив как-то одного наповал и тут же разрезав его ножом: холодный внутри! А когда попробовал поджарить его мясо, оно мигом рассыпалось в пепел…

В своих скитаниях по дебрям и снегам отец набредал на другие дома и сёла. Пустые и даже обвалившиеся… Он так больше и не встретил здесь ни одного человека или хотя бы существа, ему подобного. Это нагнетало пасмурные думы, коих и без того путалось в голове с лихвой. Выходит, люди стали уже больше, чем редкостью… Антиквариатом, что ли… А такой, как правило, никому не нужен. Снова и снова разрыхлялась почва для вопросов о бессмысленности их маленькой борьбы, о неизбежной кончине рода человеческого…

Зато в мёртвых, обросших изнутри инеем помещениях он отыскивал сохранившиеся продукты — консервы, лапшу и прочее — и полезные предметы. В списке последних порой оказывались детские игрушки и книжки с сочными и большими иллюстрациями, что было огромной удачей. Наряду с тем, считалось везением найти какие-нибудь элементы вооружения. Однажды посчастливилось откопать пару подходящих патронов, которые к тому времени уже стали дефицитом. Порох в них имелся, а вот дробь, почему-то, нет.

Ночью ликовали оборотни. Тьма знаменовала их черёд хозяйничать на просторах снега и вырезать неугодных им существ, которые теперь прятались и пережидали темноту либо в слишком укромных, либо в очень прочных убежищах — кто как. Голод, великий бич, почти всегда урчал в волчьих желудках, поэтому к утру обязательно кто-то погибал от клыков оборотней, как бы старательно ни маскировался и ни оборонялся. Если охота была неудачной, съедали нескольких особей из собственной стаи. Но потери восполняли приходящим на смену потомством: оборотни росли быстро. Или же присоединяли к себе мелкие стаи, убивая их вожаков.

Около километра разделяло дом с окружающими его чёрными лесами, где соперничали четыре самые крупные стаи: Южная, Юго-Западная, Северо-Западная и Восточная.

Числа первых двух переваливали за полторы сотни, но, тем не менее, были самыми безопасными для отца и его дочери, потому что их подземные пещеры залегали далеко отсюда, и оборотни просто не успевали бы возвращаться в них до восхода солнца. Такой рейд скосил бы разом треть стаи. Поэтому воевали они, как правило, меж собой, а сюда лишь засылали временами своих разведчиков.

Непосредственной угрозой были оборотни северо-запада и востока, которым человек-волк противостоял вот уже многие месяцы. И дело заключалось не в нём самом. Они бы давно расправились с ним: то, что у него были ружья, пара-тройка иных подручных вещей и даже огонь, ничего для них не значило. Одиночка, все-таки.

Они боялись его дочери. Её сияния… Они пришли в бешенство, когда прознали, что где-то рядом появилось создание, способное превращать оборотней в людей, вырывать их из привольной и сладострастной жизни и ввергать в прежнее, слабое и ограниченное бытие. Они возненавидели её и взалкали смерти девочки. Но они боялись приблизиться к ней пуще, чем к самому жаркому пламени, скованные инстинктами, тряслись за свою волчью шкуру.

Дочь была главным оружием своего отца. Благодаря ей лишь они вдвоём были ещё живы.

Убить её могли только вожаки. Лидер Северо-Западной своры без сомненья желал этого. Но волчица, верховодившая восточными оборотнями, имела насчёт неё планы пострашнее…

Он помнил мать своей дочери красивой и сильной женщиной. Но ни то, ни другое качество не принесли ничего хорошего их любви и семье. Почему она вошла в его сердце? Наверное, оттого, что в романтическую пору юношества её независимость и властность проявлялись только в чувствах. Образ прекрасной, величественной, неприступной девушки очаровал его. Умная и холодная, она разгоралась гневом, если ею пытались повелевать. И тогда на пощаду надеяться было бесполезно… За ней ухлёстывали толпы, а она подпускала к себе единиц. И его тоже. В действительности, добиться её расположения оказалось несложно. Нужно лишь было не перечить ей, во всём соглашаться, восхищаться ею, ну и следить за мелочами в общении с ней. Например, говорить не: «Милая, я хочу сделать тебе подарок!», а: «Милая, разреши сделать тебе подарок!». И его молодой ветреный разум это устраивало. Даже иногда нравилось быть влюблённым до самоотречения и самоуничижения, ощущать себя человеком особых чувств, которые изжились в мире цифр и прогресса и возможны были разве что в эпоху средневековья. Он получал от этого удовольствие. До определённого времени…

Роковым шагом стала их свадьба после университета, на чём, кстати, настояла она. И вот уж где надо было воспротивиться! Но тогда он ещё боготворил её. Глупый мальчишка…