Олег Фомин - Неостывшее сердце

Хозяин яро обхватил и сдавил пасть чудовища. В следующий миг лезвие ножа скользнуло по горлу волка. Тот ещё долго хрипел и обливался кровью в чужих объятиях, пока безжизненно не повис в окне…

Тем временем раздался хруст двери: десятки оборотней напирали единым валом и блевали рычанием от безумства. Защитник дома и дочери двинулся туда, на ходу заряжая обрез мечеными патронами. Мимоходом он заметил, что треснувший потолок в кладовой сверху долбила острая волчья морда, словно хищный клюв. Сжатые плотно зубы скалились, разбитые дёсны сочились алым, а она всё быстрее клевала, била, не жалея себя и своего бешенства. Сыпались щепки и песок, брешь разрасталась, вот уже в сумраке показалась голова.

Отец хотел было ринуться в чулан и угостить непрошеного гостя залпом.

Но тут петли вырвало вместе с деревом — и дверь втолкнуло в коридор!

Хозяин врезался в тяжёлую преграду, разделявшую его с волками, едва та не упала. Мышцы в руках накачались кровью, когти ног сомкнулись капканами на полу, гортань прожгло криком — началась неравная борьба человека-волка с серой лавиной убийц, которые бомбили собою дверь, беспрестанно сменяя и топча друг друга.

Отец держался на пределе. Шерсть промокла от пота, дверь над ним наклонилась в его сторону, каждый удар отстранял на сантиметр вглубь дома. И лучше бы он просто сопротивлялся и проигрывал. Но он ещё успевал осознавать это! Да, он не выстоит. Через двадцать секунд они раздавят одиночку и цепями, змеями, реками вольются, вползут сюда, напичкают своим мясом все углы, сделают дом консервной банкой. Распустятся красно-белыми цветками пышные пасти и в их погибельном букете исчезнет спящее дитя…

Из чулана в светлую комнату, где была девочка, мелькнула волчья тень.

— Не-е-е-е-ет!!!!!!!! — разразилось на весь дом со страшной силой.

Отец чуть не бросил дверь и не кинулся к дочери. Он расслабился, отвлечённый ужасом, и сразу же поплатился за это: гурьба волков вдарила по деревянному щиту, оттеснив его вместе с хозяином на шаг назад. Когти под ногами разбороздили пол. Самосохранение вынудило снова напрячься, приложиться с удвоенной силой и гневом, не пуская зверей внутрь. Но теперь он стонал не от накала своего тела, а от горя, от бессмысленности обороны, ведь его девочку сейчас терзает на куски одна из этих голодных сволочей!

Он ревел, слепой от горькой воды в глазах, от ненависти и страдания. Он отупело толкал эту старую дверь, потому что ему уже больше ничего не осталось в жизни…

Силы исчезали. Тот, кто когда-то давно был отцом, терял влагу с потом и слезами, высыхая изнутри. Он перестал быть живым, превратившись в мешок, столб, подпорку для двери, которой было всё равно, что произойдёт спустя минуту или сто лет. В прелой душе завяли все чувства. Он лишь ожидал безразлично, когда омертвеют мышцы, сломаются кости, подкосятся колени…

Сверху в дверь рьяно совались морды оборотней.

Внезапно, когда обороняющийся уже готов был прекратить схватку и пустить сюда тварей, рядом ударилось нечто огромное и вшибло дверь обратно в проём, стряхнув с той стороны кучу атакующих волков.

В мгновение ока отец пережил возрождение и вновь налёг на дверь, после того, как увидел прибывшее на подмогу существо.

Теперь осаду держали уже двое. Второй оказалась белая волчица…

Опровергались все кошмары. Дочка была жива и всё так же спала в своей корзинке, отец это знал. Мать девочки пришла не за её убийством.

Взъерошенная, грязная от замёрзшей на шерсти крови и земли волчица, извергаясь яростью, давила плечом в дверь, упиралась тонкими и сильными лапами, похожими на дуги, и рычала истошно, кропя всё вокруг слюной. С адовой злостью её взгляд прокалывал отца девочки.

Какое-то время она могла простоять против оборотней в одиночку. Этим решил воспользоваться человек-волк. Он саданул из обреза жарким стеклом по глазам лезшего в дом чудовища. Тот взвизгнул и, извиваясь, отпрыгнул прочь. Отец же волчьей силой и ножом разворотил железную ёмкость с керосином и сквозь верхнюю щель выплеснул горючее на внешнюю поверхность двери, частично — на волков, неустанно бившихся в хижину. Затем грохотнул следующий выстрел и поджёг дверь, которая вспыхнула оранжевым платьем и отогнала восвояси одичавших от страха оборотней. Кто-то из них тоже не избежал смертоносной любви огня и сейчас, сияя факелом, вносил бурную сумятицу в свои ряды.

«Семья» оградилась от волков. На время, естественно. До тех пор, пока пламя не разъест стены дома. Долго здесь оставаться нельзя было. Дым уже слоисто тёк из прямоугольного очертания двери.

В чулане все так же извивался и рычал оборотень, пытаясь втиснуться в дыру потолка. Его передние лапы уже были здесь и отчаянно рассекали воздух, голова безумно моталась. Отец перезарядил обрез уже по-настоящему боевыми патронами и исполнил давешнюю задумку: приставив дуло к подбородку, он нажал на спуск. Взрыв пороха, огненная вспышка, фонтан красного и серого… Тело мерно покачивалось маятником.

Волчица и человек-волк вбежали в главную комнату: она — первой, он — за ней. Озлобленная зверюга прытко метнулась к корзине, но, приблизившись к свету, попятилась назад, урча и отводя морду, с которой ни на миг не стаивала свирепая маска. Волчица повернулась к стоящему в проходе отцу. Она ткнула мордой в корзину и вильнула головой в сторону кладовой, клацнув зубами. Видимо она хотела, чтобы человек-волк взял на себя неподвластную ей ношу (пока неподвластную!) и отправился туда, откуда пришла она, его с дочерью спасительница.

Отец вынужден был согласиться с таким действием.

«Наша лачуга долго не простоит,» — признал он, осматривая помещение.

Как всё здесь изменилось за последний час! Уюта, очага, оберега — ничего уже не было в хромых, искалеченных стенах. Черная кровь плескала из них, из копотного рта печи, затопляла пол вместе с багровой волчьей, мёртвый исток которой свисал из окна. Всё было осквернено ею.

«Прощайте, мои молчаливые друзья! — полетели мысли горячими лентами к книжкам и игрушечным зверятам, грустным от всё той же чёрной грязи, налипшей на них. — Спасибо вам за этот свет, за этот мир, в котором живёт сейчас моя девочка. Спасибо вам, его творцы! Вы выполнили свой долг безвозмездно… Ваш удел — погибнуть на этой полке. И мне не предотвратить этого. Но для меня… Для нас вы были и останетесь живыми… Прощайте!»

Отец осторожно взял корзину с дочерью на руки и, убив желание оглянуться напоследок, погрузился в темноту кладовой. Там, в полумраке, валялся в стороне дохлый крысарь, а острое зрение оборотня различало кайму бесформенного провала.

«Так вот откуда ты явилась!» — отец глянул на волчицу. Та вся напружинилась и рявкнула на него, говоря тем, чтобы он лез вниз.