Марина Ефиминюк - Ловец Душ

– А руки? – Я ткнула ему под нос натертыми почти до крови запястьями.

– А руки спрячешь, – отозвался он.

Мы отдали лошадь мальчику, наряженному по случаю зимы в отцовскую душегрейку, а сами прошли в таверну. Обеденная зала переживала небывалый субботний наплыв посетителей. В основном столовались служивые, расквартированные по деревням вокруг Торуси и ожидавшие дня похода. Вокруг них носились быстрые половые с подносами. Стоял гомон, пахло жареным поросенком и каминным дымом, тянущимся прямо в залу. Я уселась за самый дальний столик рядом с кухней, испускающей из приоткрытой двери вкуснейшие ароматы. Великоватый тулупчик сполз, пришлось спрятать связанные руки в его складках. Зип, косолапо переваливаясь с ноги на ногу, подошел к хозяину таверны испросить мальчишку письмо переправить. Тавернщик, не прекращая вытирать бокал из немского стекла, кивнул ему, потом крикнул на всю таверну: «Минька, ходь сюды, надо на почту записочку отнесть!» Зип накорябал на клочке бумаги какое-то послание, бросил в холщовый мешочек и отдал его слуге, потом, так же тяжело ступая, словно взвалил на плечи пудовую ношу, вернулся ко мне.

– Ну поехали, – кивнул он.

– А пожрать? – Я заслуженно получила злобный взгляд на сдачу, еще раз вдохнула сладкий аромат мяса и поднялась.

В это время в таверну с облаком снежинок ввалились военные. Трое молодых мужчин в красивых дубленых душегрейках и высоких шапках с пришпиленным гербом, – чины у них были, похоже, не меньше полковых. Хозяин выскочил из-за стойки, раскланиваясь, и пригласил высоких гостей к столу, сам же краем фартука вытер чистую столешницу. Один из чинов с тонкими усиками на породистом лице высокомерно осмотрел притихшую таверну, заполненную стражами да вояками, и, стуча подкованными каблуками, прошел к столику. За ним не торопясь прошествовали его спутники. Первый, тот, что усатый, развалился на стуле, вытянув ноги в дорогих сапогах, и вперился в меня острым взглядом, а потом и вовсе крикнул:

– Эй, девица!

Я напряглась и поторопилась за Зипом к выходу.

– Тебе говорят «стой»! – вдруг огорошил полковой. – Портрет мне один напоминаешь, что висел тут с месяц назад!

Смущенный присутствием высоких чинов народ окончательно замолчал и обратил на меня внимательный взор. В воздухе повисла тишина. Даже хозяин таверны, спешивший из кухни с подносом еды, застыл восковой фигурой, широко раззявив рот. Мы с Зипом остановились, я не оборачивалась.

– Почему не отвечаешь, когда тебя спрашивают? – Я услышала, как полковой поднялся и встал за моей спиной. – Лицом ко мне повернись! – Он резко схватил меня за плечо и с силой развернул.

Бейджанский тулупчик свалился на пол, и затаившая дыхание таверна увидала мои связанные, стертые до крови веревками руки.

– Батюшки, – зашептал кто-то, – это ж девка та, Москвина! Выловили все-таки!

– Охотник за головами… – услышала я шелестящий голос за спиной и низко опустила голову.

Вот это ДА! За все время моих скитаний и метаний узнали меня впервые, и надо же, когда я сама решила сдаться властям!

Я посмотрела в породистое лицо военного, окруженное зеленоватым ореолом охранного амулета. Под моим пристальным тяжелым взором мужчина вначале потух, замялся. Потом, хорохорясь, вскинул голову, будто бы «ясноокий» взгляд не тронул его.

– Эй ты, милсдарь, – грубо окрикнул его Зип, моментально сориентировавшийся в обстановке. – Она моя. Я ее выловил, мне и деньги получать.

Военный не сводил с меня зачарованного взгляда, на заднем плане два его приятеля медленно поднимались со своих мест. В воздухе запахло дракой.

– Грамоту свою дай, бейджанец! – рявкнул молодчик командным голосом. Он никак не хотел уступать куш в тысячу золотых, неожиданно приплывший в руки. Тем более что уже неделю он не мог уплатить карточный долг в половину вознаграждения за мою поимку.

Зип на какой-то момент замялся, а потом я скорее почувствовала, нежели услышала, как в мизинце от моего уха пролетел арбалетный болт, и непроизвольно отшатнулась. Усатенький резко захрипел и повалился. Зип схватил меня чуть повыше локтя и, пока люди приходили в себя, потащил к выходу. Двое приятелей раненого полкового кинулись к нему, один заорал:

– Держи бейджанца!

Люди сбились в кучу над телом, тоненько завизжал женский голос. Мы выскочили на морозную улицу и как сумасшедшие метнулись к конюшням, распугивая прибывающих посетителей. Из таверны вывалилась толпа, орущая в десяток глоток:

– Держите убийцу с девкой! – Кто-то попытался преградить нам путь, но был сметен в снег стопудовой массой Зипа.

В конюшне было тепло, пахло навозом и старым сеном. Зип схватил за гриву нашу кобылу. Она заржала, попыталась вырваться и лягнуть бейджанца.

– Они в конюшне! – истерично визжали преследователи.

– На кой дрын ты это сделал?! – орала как умалишенная я.

– Заткнись! – зарычал бейджанец, пытаясь успокоить лошадь и надеть упряжь. – Заткнись! Они бы тебя до города не довезли, изнасильничали и отмолотили в придачу!

– Вон они! – В конюшню вбежали запыхавшиеся преследователи, останавливаясь в дверях.

– Дай мне арбалет! – тихо прошептала я, уверенная, что сейчас над нами устроят «народный суд».

– Ты умеешь стрелять? – сквозь зубы пробурчал Зип.

– Я много чего умею, особенно когда руки развязаны!

Он закрыл меня своим мощным телом, не выпуская из поля зрения медленно приближающихся разозленных служивых, обнаживших сабли да мечи, а потом быстро вложил мне в руки небольшой арбалет.

– Где болты? – прошипела я.

– В кармане.

С огромным трудом не уронив оружия, я залезла в его карман, нащупала там тяжелый металлический кругляшок. Зарядить арбалет связанными руками казалось невообразимой задачей. Кряхтя и постоянно отступая под нажимом Зипа в угол стойла, я приладила болт. Лошадь, стоящая в проходе между стеной и стойлом, испуганно заржала, попятилась. Я выглянула из-за бейджанца и нажала на спусковой крючок. С жужжанием болт впился в лошадиный бок. Животное дико заржало и попыталось неловко встать на дыбы, а потом бросилось к выходу, подминая нападавших. Оглушительный визг накрыл конюшню. Люди, как тараканы, высыпали на улицу.

– Зип! Быстрее! – скомандовала я, но тут поняла, что он медленно оседает на застеленный грязной соломой пол. Я отскочила назад, наткнулась на стену, а Зип уже лежал, закатив глаза. На груди его светлой стеганой душегрейки растекалось ярко-красное пятно. Я испуганно вздрогнула. В стойло, переступая через мертвое тело бейджанца, зашел один из полковых. Его бледное лицо рассекала черта отвратительной торжествующей ухмылки. Мои руки вмиг ослабели, арбалет выпал из задеревеневших пальцев. Полковой ткнул сапогом мертвого Зипа в бок, негромко хмыкнул и неожиданно ударил меня по лицу – сильно, жестко, с разворота. Я вскрикнула от боли и плашмя рухнула на безжизненное тело. Следующий удар пришелся по ребрам. Почувствовав во рту отвратительный металлический привкус крови, я сплюнула бордовую слюну.