Эльберд Гаглоев - Во славу Блистательного Дома

Если ранее об этом не упоминалось, то хочу сообщить, что человек я по натуре своей если и не робкий, то предусмотрительный. И потому от проводника нашего авантюрного я старался не отставать. Так что двигались мы в следующем порядке. Впереди Уллахафи, за ним – я со товарищи, потом шипасская часть нашего дружного подразделения, следом сухопутные бродяги-мореходы, а уж за ними одоспешенные крепкие парни. Уллахафи путешествовал по подземельям не просто так. У него было весьма экзотическое подобие карты. В самом начале пути из кармана своих необъятных штанов он добыл некий кристалл, вглядываясь в который, и вел нас по этим бесконечным коридорам. Каюсь, несколько раз я делал отметки на покрытых каменной вязью стенах, вандализм, конечно, но жить хочется, однако вторично мы мимо этих вех не проходили, что, безусловно, радовало. Я очень надеялся, что тревога за целостность своего организма не позволит Уллахафи втянуть нас в очередную глупость. Ну, а некая напряженность в поведении заставляла в подобного рода вероятность верить. Очень уж бдительно он в свой путеводный кристалл всматривался.

Вдруг наш проводник остановился и, не оборачиваясь, стал выдавать инструктаж:

– Сейчас мы попадем в большой зал. Я сам скажу все, что надо. Вы же идите за мной и не останавливайтесь. Ни за что не останавливайтесь. Хватать будут, кричать будут – идите и все. Руку стряхни, на крик внимания не обращай и иди. Здесь пройдем – и дальше нам удача. Пошли.

– А если нет? – счел необходимым полюбопытствовать я.

Уллахафи резко обернулся. Признаюсь, за все время нашего знакомства настолько серьезным я видел его впервые.

– Прорубаться придется.

Очень доходчиво разъяснил он перспективу. Жизнеутверждающе.

Зал, в который мы вскоре вступили, просто поражал своими размерами. Для чего пришлось создавать такую огромную полость под землей, догадаться было очень сложно. Вряд ли для молений. Молящимися такое помещение наполнить – задача крайне сложная.

А зачем, собственно, себе голову лишними мыслями забивать? Ну, есть себе зал. Огромный, высокий, какой-то резьбой на стенах украшенный. Резьба, правда, странная. Вроде бы обычный растительный узор, а всмотришься... Мутить начинает. И детали рассмотреть не получается. Мутит-с. А в целом симпатично. Светло, чисто. Интересно, кто здесь убирает? И сверху не капает. Но странные люди везде найдутся. Где-то посередине этого гигантского цеха (а как его еще назвать, здесь самолеты собирать можно) горел костерок, а вокруг него сидели какие-то личности. Бомжи, наверное.

Ох, уж эти первые впечатления. Бывают они обманчивы. Встречают, так сказать, по одежке, провожают, как правило, по уму. А знающие люди еще и скажут: по последнему впечатлению провожают. Лишь бы оно последним в жизни, впечатление это, не оказалось.

Костерок веселенький такой. Бездымный только. Чего там горело, я приглядываться не стал. Горит, так и пусть горит себе на здоровье. И, наверное, в связи со спецификой горения тени личности, вокруг костра этого собравшиеся, не отбрасывали. Такая вот неприятность. Аномалия природная. Но и без того личности внимания заслуживали. Причем пристального. Маленькие, толстенькие, в какие-то лохмотья одетые. Сородичи той самой милой барышни, что собиралась мне шею помять.

На нас они внимания не обращали. Даже по мере нашего приближения. Сидели себе, в костерок пялились. На нас внимания – ноль. Сидят, о своем чем-то бормочут. Может быть, и не заметили бы. Кто его знает. Да вот только когда мы с ними поравнялись, Уллахафи возьми их и поприветствуй.

– Почелом, честной компании, – такое вот архаичное, насквозь криминальное «здрасьте».

Я бы тоже на такую экзотику среагировал.

Пузанчики бормотать перестали и на нас глянули.

– Гляди-ка, жратва какая вежливая пошла. И пришла сама, и здоровается, – меланхолично обрадовался один.

А второй принюхался, глазки у него налились алым, и он просветил соратников:

– А вон те в змеячей коже сеструху недавеча завалили.

Третьего интересовали вопросы прикладного характера:

– Кого жрать-то сначала? Тех, что сеструху? Или других? А тех пошалить оставим? Здорово, а? И пожрем, и потешимся.

Меня описанные перспективы не вдохновляли. Причем ни один из вариантов. Моих друзей тоже. А вот спутники, кажется, обрадовались. Они, дурачье, решили нами откупиться. И активно делая вид, что их это не касается, попытались сделать ноги. Однако расставаться с ними пузанчики не собирались. Тот самый, который и пожрать, и потешиться собирался, подскочил, в воздухе крутанулся. И на землю опустился к тем самым прямоходящим спинам. Только не в кружевном передничке, а в солидных таких кожаных трусах. Секачи только у него в руках были такие же, как давеча у сестренки. Неподъемные. Один из своих секачей он и запустил кому-то из крепких ребят в доспехах прямо промеж лопаток. Доспех не выдержал. А убитого швырнуло на несколько шагов вперед с такой силой, что он даже сшиб кого-то с ног.

Я поволок из-за пояса гундабанды. Признаюсь, без всякой надежды. Самовосстановительные таланты той свиноподобной твари помнил я прекрасно. И осознавал, что, ну, очень быстро на мелкие кусочки такую тушу нарубить не смогу и потому ближайшую перспективу оценивал, как трагичную. Однако. Добытые гундабанды в полумраке, оказывается, сердито отсвечивали алым. Что это означало, я не знал, но тварина целеустремленное движение в моем направлении замедлила.

– Самый старший, – раздалось справа. Это Баргул демонстрировал мне наконечник стрелы, играющий такими же отсветами. Хамыц молча показал играющий сполохами кинжал. Тот самый, которым отдарился в свое время рудокоп. Вы себе не представляете, как любил я в ту секунду этих усатых скопидомов. Пардон, ребят домовитых.

Не знаю я, чего там в наши клинки намешали наши подземные друзья, но радости у свинюшек это не вызвало. Однако, и аппетит фатально не испортило. Не торопясь, но напористо, как паровоз, надвигался на нас свиномордый. На клинки косился, но не останавливался.

– Ну-ка, стрельни его, – предложил я тинэйджеру.

Буйного сына степей два раза просить не понадобилось. Коротко свистнула стрела и со чмоком влипла прямо в глаз нашему оппоненту. Эффект превзошел практически все ожидания. Свинтус даже не крикнул. Да что там не крикнул. Звука издать не успел. Сразу сжиматься, сдуваться начал.

Двое других энтузиазма от такого развития событий явно не испытали. Подпрыгнули, прокрутились. Ну, вот и все. На этом агрессивности их и завершились. Потому что каждому из них в глаз Баргул аккуратно всадил по стреле. С тем же ранее описанным эффектом. На нас троих сложившаяся ситуация произвела приятное впечатление. На подавляющее большинство подразделения тоже. Один лишь Уллахафи оказался не то, что недоволен. Он вообще был крайне расстроен.