Генри Олди - Рубеж

- Мыслю, что так.

- Вы бы, панове, таки лучше б ногами мыслили! - вмешался озабоченный консул Юдка. - Пока еще кнеж со своими железнобокими сюда доберется! А толпа-то куда как раньше поспеет…

Одного взгляда в окно было достаточно, чтобы убедиться: прав консул! Толпа, поначалу неохотно пятившаяся от наступающего каре, уже не пятилась.

Она бежала.

Сотни, если не тысячи людей и нелюдей сломя голову неслись к замку!

Очень скоро будет Самый Главный День. Я знаю.

Бабочки за пленочками тоже думают, что знают. Только они глупые. Они думают, Самый Главный День - это когда пленочки слипнутся, и между ними останется "ничего". Это нехороший Главный День.

И бабочки - нехорошие. Глупые. Им кажется, они придумали, как всех спасти. А на самом деле это придумал я. И никаких пленочек для этого не надо.

Вообще.

Мне стало жалко глупых бабочек. Наверное, я не буду их ловить и насаживать на булавки. Лучше я их тоже спасу!

Бабочки как будто услышали, что их хотят спасти. Уже и кричат из-за пленочек: "Спасите! Спасите!"

Я хотел их успокоить.

И проснулся.

Рядом мальчик Княжич Тор носом булькает. Я заглянул к нему в сон: страшнючий! там мальчика Княжича Тора ножиками убивают. Тогда я поскорее словил за шкирку сон добренький - и поменял сны местами.

Он сразу заулыбался, и мне стало приятно. А тут с улицы кричат: "Спасите! Спасите!" Это, оказывается, не бабочки во сне кричали. Это люди на улице. Много людей. Оттого я и проснулся.

Окошко кто-то разбил, но это даже хорошо. Я высунулся к людям и стал им кричать, чтоб они не боялись. Что я их всех спасу. Уже скоро. Уже почти спас.

Но они все равно боялись. И кричали. А еще многие на меня пальцами показывать стали. Их, наверное, не учили, что это неприлично. А меня учили! Я знаю! Я хотел и им сказать - но тут понял: они тоже глупые. Как бабочки. Они хотят, чтобы я их спас, но не так, как хочу я. И не так, как хотят бабочки. И вообще, так не спасают, как они хотят. Так - неправильно!

Я хотел им об этом сказать, но они так боялись, что все равно бы не поняли.

Бабочки в соломинку дуют. И люди в соломинку дуют. Оттого такой здоровенный пузырище и вырос. Скоро лопнет. Бабочки радуются, собрались, смотрят. Думают, их Самый Главный День совсем-совсем скоро.

А я думаю наоборот.

Надо, чтобы мой Самый Главный День наступил раньше. Тогда я всех спасу. Даже бабочек. Слышите, бабочки? Я вас всех зову на праздник! На мой Самый Главный День!

И остальных тоже спасу. А некоторых спасу неправильно - раз они так хотят.

Раз они глупые.

Ну и ладно! Пусть им хуже будет.

"Достал клятый замок до самых печенок! Обороняй его, обороняй… Судный День на дворе, а местное поспольство не к исповеди! - бунтовать вздумали! Туда бегут, сюда бегут… эх, зря хлопцы под Катеринослав удрали! И тут намахались бы вдосталь… за счастье народа!…"

При этом язык и глотка сотника жили как бы совершенно независимой от подобных мыслей жизнью. Никогда еще Логин Загаржецкий такого за собой не замечал: думать об одном, а приказы совсем о другом отдавать!

А вот поди ж ты…

- Мыкола, Хведир! Берите чумака - и наверх, на донжон тащите. Яринка, и ты, пани Сало - детишек забирайте, чертенка с княжичем! - и туда же. Чортяка, а ты куда?! Ну и что, что сын?! Ладно, дверь закрыть и нас троих хватит, а не успеем - и сам чорт не поможет.

- Спасите! - надрывалась за окнами приближающаяся толпа.

Вот ведь дурни! Кому кричат? Кто их спасать должен? Кнеж? Вон, уже спасает - копьями да стрелами! Совсем ополоумели от страха.

Словно в ответ (или действительно - в ответ?!) откуда-то сверху послышался звонкий детский голос:

- Не бойтесь! Я спасу! Не бойтесь, уже скоро…

Чертенок. Чумаков братец. Больше некому. Ну, сейчас батька тебе задаст хвостом по заднице!

Сотник мельком глянул в окно. Бегущие перебирались через ров, самые резвые колотили в кое-как запертые ворота. В пролом не лезут, сиволапые, и на том спасибо.

Спешить надо!

- Ондрий, Юдка - за мной! Парадную дверь запереть надо. Ее они не сразу вышибут. Потом - наверх, на донжон. Закроемся там. Кнеж со своими людьми на выручку идет. Авось, поспеет!

Последние слова сотник выплевывал уже на бегу. На шаг сзади дробно стучал сапогами по каменным ступеням есаул Шмалько, а шустрый жид - тот даже обогнать их успел.

Да только все без толку.

Вот уж и последний пролет остался, вот уж холл замковый внизу; глядь - а в открытые двери народ ломом ломится! Босые мугыри в холщовых свитках да портках, простоволосые бабы с детьми и без, горожане в цветных каптанах, латники беглые, да еще всякой нелюди россыпью: карлы мал-мала меньше, ежи ржавые, паучара здоровенный, брюхо чуть ли не узлом завязано… "Эк скрутило беднягу!" - успел подумать сотник. И еще он подумал, что теперь остается только бежать сломя голову обратно, карабкаться вверх по винтовым лестницам - даст Бог, повезет захлопнуть дверь донжона перед носом у преследователей.

Бежать, значит, и надеяться, что остальные уже там, наверху.

А больше он ничего подумать не успел, потому как в следующий миг их заметили.

- Спасите! Смилуйтесь! - толпа рванулась к лестнице.

Все трое, как по команде, потянули из ножен шабли, отступая назад и придвигаясь друг к другу - но рубить не пришлось.

Вместо того, чтобы наброситься на колдунов за-Рубежных, наславших огненную смерть и радужную погибель, люди-нелюди начали валиться на пол: кто на колени, а кто и вообще ниц падал.

Сотник с есаулом невольно перекрестились: "Совсем людишки умом от страха тронулись!" - а Юдка забормотал по-своему, всю бороду заплевал сгоряча.

- Спасите!

- Великие маги, добрые Глиняные Шакалы! Простите нас!

- Отведите погибель!

Совсем растерялся сотник Логин:

- Да кто ж вам погибели-то желает! Мы сами… случайно…

Кто его слушал? никто.

- Это все князь виноват, князь Сагор!

- Это он Шакаленка похитил!

- Это он Мазапуру пригрел!

- Это он!

- Это не мы!

- Не губите!

- Смилуйтесь!

- Добрый Шакаленок нас простил!

- И вы простите! Отведите погибель!

- Мы княжью голову хотели!…

- …на блюде золотом!

- …кланяться!

- …в ноги!

- …не казните, смилуйтесь!

Люди тараканами ползли вверх по лестнице, норовя ухватить и облобызать сапог кого-нибудь из "великих магов" и "добрых Глиняных Шакалов". Сотник и его спутники попятились, но обезумевшие люди не отставали. Ну не рубить же их, горемычных?! - рука с зажатой в ней верной "ордынкой" бессильно опустилась. А в дверной проем тем временем вливался целый поток, вопль отчаяния нарастал, звенел в ушах, море тел захлестывало холл, грозя погрести под собой трех растерянных пришельцев из-за Рубежа…