Андрей Мартьянов - Отречение от благоразумья

— Мюллеру скажу, — пригрозил я. — Не прикидывайтесь деревенским дурачком. Что-то мне не доводилось слышать, будто в Европе вывели сорт винограда, способного плодоносить в середине зимы!

Наши лошади медленно топали вниз по склону, мимо темно-зеленых высоких елей, иногда ронявших с ветвей крохотные снежные лавины. В просветах между стволами иногда мелькал замок, над западной частью которого поднимался пока еще слабый дымок, окрашенный снизу дрожащим красноватым заревом рождающегося пожара. Магистр Филипп давно загасил свой костерок и вкупе с двумя охранявшими его людьми отбыл в захваченную крепость. Я не поленился выбраться из седла и аккуратно поворошить носком сапога сизоватые угольки еще не остывшего кострища. Нашлось ожидаемое — скрутившиеся от жара, почерневшие виноградные листья. Парочку наиболее хорошо сохранившихся я с величайшей осторожностью поднял и многозначительно предъявил уныло дожидавшемуся Станиславу. Тот безразлично пожал плечами:

— Я все равно ничего не знаю. Хоть режьте, хоть сдавайте инквизиции. Да, мне известно, что Виноградник существует, не более того. Никогда не разбирался во всей этой колдовской зауми.

— Никс сам его вырастил? — я решил прибегнуть к старым, надежным «Вопросам-и-ответам». Этот незамысловатый способ частенько помогает здорово оживить память рассказчика и заставить его вспомнить услышанные или увиденные мелочи, на основе которых можно строить дальнейшие умозаключения.

— Нет. Купил по дешевке, — желчно хмыкнул мой собеседник.

— У кого? — не отставал я.

— Будто сами не догадываетесь, где совершаются такие покупки... — пан Штекельберг оглянулся и понизил голос, хотя все живые души, способные нас подслушать, находились либо за каменными стенами замка, либо прятались в деревушке. — Сам я в Праге живу только третий год, потому не знаю, правда это или нет... Раньше возле Янковиц не росло никакого виноградника. Пока лет десять назад это поместье не приобрел Никс — он тогда пребывал в зените славы и считался едва ли не личным астрологом и советником Рудольфа. А где-то через год появился Виноградник. Просто появился.

— И это никого не удивило? — поразился я.

— Те, кто служит людям навроде мэтра Никса, давно отвыкли задавать вопросы и лезть не в свои дела. Меньше знаешь — крепче спишь, — сухо отозвался Станислав и продолжил: — С тех пор, если верить слухам, Виноградник здорово разросся. Раза в два или три. Как мне пытались втолковать, Никс каким-то образом получает от своего хозяйства способность... — он пошевелил в воздухе пальцами, тщетно пытаясь найти подходящее слово, — способность делать всякие невозможные вещи.

Хм. Кажется, мы имеем дело со случаем, который в терминологии инквизиции именуется «получением дара от представителя потусторонних сил». Однако владение таким подарком всегда чревато угрожающими последствиями.

— За подобное умение всегда приходится расплачиваться, — вскользь заметил я. — Вряд ли мэтр Никс составляет исключение. Интересно, как он выкупает право на владение?

— Vice versa3, — бросил Штекельберг. — Это еще вопрос, кто кому принадлежит: Виноградник — Никсу или Никс Винограднику. Платить за него магистр будет ой как долго. Может, всю жизнь. Сегодняшнее представление ему точно обойдется недешево, не говоря уж о мести за похищенного Голема.

— Он его украл? — я поневоле фыркнул, оценив ситуацию: ученые мужи без зазрения совести таскают друг у друга магические артефакты. — У кого, Бен Бецалеля или Ди?

— Статую — у еврея, бумажку с заклинанием у Ди, — уточнил мой спутник, вновь извлекая из кармана черную маску и затягивая шнурки. — Сам Никс, разумеется, в этих злодеяниях не участвовал и даже близко не подходил. Все сделали за него. Рабби Лев отнесся к похищению в традициях своего племени, с философическим смирением, а вот Ди разозлился. У него в доме устроили изрядный бардак и, кажется, самому мэтру тоже досталось.

— Кто же взял на себя труд осуществить сие противозаконное деяние? — как бы невзначай осведомился я.

— Они, — Станислав кивнул в сторону замка и необычно серьезно попросил: — Сделайте одолжение, постарайтесь сейчас не упоминать имени Клая. Узнаете кого-нибудь — тоже молчите и постарайтесь забыть. Кстати, у вас отыщется шарф или какая тряпка, закрыть лицо?

— К чему такие предосторожности? — с невиннейшим видом спросил я. — Все-таки, откройте страшную тайну — за кем вы следите? И где, в конце концов, мы находимся?

— Разве вы здесь никогда не бывали? — настала очередь пана Штекельберга удивляться. — Это же Карлштейн.

— Императорская резиденция? — в моей голове ослепительно вспыхнул целый фейерверк противоречащих друг другу предположений и догадок. — Вы хотите сказать...

— Именно, — короткий ответ вдребезги разбил все надежды.

Поравнявшись с воротами крепости мы, не сговариваясь, остановились. Правая створка лежала на земле, левая раскачивалась на одной уцелевшей петле. В который раз за долгую нынешнюю ночь я не поверил увиденному — под ударами Голема огромные железные крепления, глубоко вбитые между каменными блоками и залитые там не одним ведром скрепляющего раствора, просто вывалились. Уцелевшие факела скупо освещали внутренность низкой въездной арки и расшвырянные повсюду последствия штурма — трупы как защитников, так и нападающих в козлиных масках. Бросались в глаза расплывающиеся по стенам и потолку грязно-белые полосы смерзшегося снега и льда: знак пребывания Голема, всегда сопровождаемого ореолом нездешнего холода.

Мне совершенно не хотелось въезжать внутрь. Секретарь наместника, похоже, целиком и полностью разделял это незамысловатое желание. Но если у меня еще оставалась возможность смыться, то его отсутствие сразу вызовет подозрения. Вдобавок мне не хотелось бросать Штекельберга в одиночестве. Не каждый день предоставляется возможность самолично увидеть, как штурмуют — причем успешно — оплот королевской власти. Переворачивается страница истории, кто и что напишет на следующей?

— Поехали? — обреченно вздохнул Станислав. — Мне нужно быть там, убедиться, что Клай и его мальчики не прикончили больше народу, чем требуется. Старший Клай, — он угадал мой еще не прозвучавший вопрос. — Игнациус.

— Так это переворот? — как можно равнодушнее спросил я, шаря по мешкам и сумкам в поисках неизменно возимой с собой полумаски из черного фетра. Видимо, я переступил некий порог, за которым человек перестает испытывать любые чувства, включая страх и удивление, и просто созерцает происходящее.

— Какой переворот? — в голосе Штекельберга прозвучало такое искреннее возмущение, что вряд ли кто усомнился бы в его верноподданности. — Господь с вами! Разве годиться восставать против законного правителя? Да сотня уважаемых и добропорядочных представителей почтенного крестьянского сословия клятвенно подтвердит, что из лесов примчались разъяренные демоны, ведомые Жницей, и уничтожили короля, погрязшего во грехах!