Людмила Астахова - Злое счастье

Последний кусочек мозаики встал на свое место в сложном узоре напряженных раздумий Хелит. А она-то все время не могла понять, почему с ней всё ЭТО приключилось. Все очень просто. До смешного просто. Если смертный, пусть он даже Повелитель целого народа, вмешивается в естественный ход вещей, то его надо остановить. И тоже руками смертного существа. Для того и призвали Великие Духи душу умершей женщины, чтобы сделать её живым оружием. Что богам жизнь, что им смерть, если на кону целый мир? И тогда в ход идут пророчества и духи предков, магические артефакты и короны царств земных. В Лойсов День рождается рыжий мальчик, обреченный на страдания со дня своего появления на свет. Солнечным осенним днем матери двоих детей ставят страшный диагноз… Пешки, обычные пешки в божественной игре.

Из Тьмы они с Итки упали в Свет. Яркий, ослепительный, белый, как снежное поле, такой же бездонный и бесконечный, как синее небо над головами беглецов.

— А-а-а-а-а-а-а! — истошно орал дэй'о на одной высокой ноте, выпучив глаза и разрывая голосовые связки.

Хелит испуганно огляделась и тут же подхватила его истошный вопль.

— А-а-а-а-а-а!

Они сидели посреди снежной целины, вцепившись друг в друга мертвой хваткой, а с двух сторон прямо на них неслись две армии.

— Униэ-э-э-э-э-э-э! — кричали бегущие воины под разноцветными знаменами Тир-Луниэна.

— Д-э-э-э-э-э-э-й! — вторили их враги, устремившиеся навстречу.

Ревели трубы, свистели стрелы, лязгало и звенело железо, ржали кони, вопили люди. Еще несколько мучительных мгновений, и когда прольется кровь, свершится великое жертвоприношение. Во имя будущего. На радость всем коварным и любопытным, ибо мудростью здесь и не пахло.

А в центре всего этого ужаса двое беззащитных — дэйном и униэн прижимались друг к другу в безнадежной попытке спастись.

Словно вернулись в мир те времена, когда все люди были одинаковы, когда униэн путали с дэй'ном, а нэсс ничем не отличались от ангай.

И Смерть парила над ними, огромная, могучая и ненасытная, как дракон.

Акстимма

Зимой темнеет быстро. Вроде бы только-только рассвело, и вот уж снова сумерки, плавно перетекающие в ночь. Лучшего времени для разведывательной вылазки не придумаешь. В неясных тенях легко проскользнуть незамеченным мимо вражеских дозоров. Но на этот раз разведчики вернулись слишком быстро.

— Они уходят! — доложил Мэю запыхавшийся Наввано. — У каждого костра самое большее по трое сидят, а половину палаток пусты. Колонна уже спустилась к переправе!

Эр-ирринцы не стали выть от восторга. Каждый понимал, что ничего хорошего эта новость им не сулит. У Чардэйка есть цели и поважнее упрямой крепости, он собирает армию в кулак, точнее в два мощных кулака, чтобы одновременно ударить по Тир-Луниэну и впустить свои армии, наконец, на оперативный простор. Хан'анх Эйген очень сильно рассчитывает вернуться в Приграничье после победы и, если не добить Эр-Иррин, то заморить голодом.

Теперь Мэю предстояло решить, что делать дальше. Одно ясно — оставаться и ждать, чем кончится поединок между Тир-Луниэном и Чардэйком, все равно, что ждать неизбежную, хоть и отсроченную смерть.

Рыжему на размышления самой судьбой было отпущено совсем немного времени, и он в полной мере прочувствовал каждый миг, отделяющий одну смену дозоров от другой. Тщетно искал князь какое-то промежуточное решение, безболезненный выход из сложившегося положения хотя бы для своих людей. Не было его. Не было!

В конце концов, Мэй собрал всех, кто был в способен стоять на ногах и держать оружие в руках, во внутреннем дворе. Всех своих фиани, отважных мужчин и сильных женщин, униэн, ангай и нэсс, дворян и простолюдинов, прирожденных землепашцев, волею случая вынужденных научиться ратному делу, и потомственных воинов. Ему отчаянно хотелось сказать этим измученным людям что-то воодушевляющее, что-то по-настоящему мудрое, что-то способное вдохновить на подвиги. Например, толкнуть прочувствованную речь со ступеней паласа при рваном свете коптящих факелов об их любимой родине, о земле, породившей столько красоты, о великолепных городах и тихих сонных селениях, о щедрых садах и плодоносных нивах. Напомнить имена героев, отдавших жизнь за свободу Тир-Луниэна и деяния великих королей… Наверное, это стоило сделать, чтобы дать им ощутить себя частью истории, частью легенды. Со стороны всё смотрелось бы драматично и даже красиво.

Возможно, так поступил бы кто-нибудь другой, только не сын Финигаса, лучше всех знающих цену героизму и самоотверженности. А цена эта всегда чрезмерна и неоправданно высока.

Поэтому Мэй сказал просто и коротко:

— Сейчас мы перебьем тех, кто остался в лагере, а потом отправимся следом за войском хан'анха. Медлить нельзя!

Часть эр-ирринских воинов выбрались из замка потайным ходом и напали на спящий лагерь дэй'ном, сея смерть и панику, а когда переполох в стане врага достиг пика в Эр-Иррине, опустили мост и открыли ворота, выпустив два десятка всадников во главе с Рыжим. Они-то и довершили разгром, не пощадив никого. Но радоваться было рано.

Оставив Ллотаса удерживать замок, Мэй с этими двумя десятками конных поторопился догнать арьергард дэй'ном. Невелика подмога, но Рыжий словно чуял, что все же сможет пригодиться Тир-Луниэну. Двадцать рыцарей — это мало и несерьезно, но зачастую малая сила, приложенная в нужном месте, решает судьбу великого сражения. Мэйтианн'илли знал об этом не понаслышке.

«И все-таки, чтобы там не болтали злые языки, именно моя заслуга в том, что Тир-Луниэн серьезно и по-настоящему не воевал почти пятьдесят лет», — думал Альмар, проезжая верхом мимо строя солдат. Его доспехи ярко блестели на солнце, притягивая к себе все взгляды. Сталь и пурпур — так красиво. День вообще выдался великолепный. Синее небо, белый снег и черный жирный мазок сожженного дотла Эльясса между белизной и синью. Городок пылал всю ночь, освещая поле грядущей битвы, чтобы униэн загодя могли видеть и ужасаться приготовленной к бою мощи Чардэйка.

Кому надо, тот увидел, а если кто и ужаснулся, то оставил впечатление при себе. Есть ли смысл мучить себя страхами и сомнениями, если все жизни и смерти сочтены и поделены между Лойсом и Тэномом? Будет день, а там посмотрим, чья возьмет. Во всяком случае, такие настроения царили в лагере униэн.

Верховный король Альмар, к примеру, пригубив на сон грядущий пару глотков галанского, отправился почивать скорее рано, чем поздно, а спал сладко, как невинный младенец. Ему снилась Ллефел.

Альмар и раньше не спешил идти впереди собственного войска, почитая такое показушное геройство излишеством. Он собирался возглавить одну из решающих атак.