Александр Прозоров - Потрясатель вселенной

— Сам-десять? — завороженно переспросил Бий-Султун.

— Сам-двадцать! — тут же поднял ставку Любовод.

— Отсюда до Китая тысяча верст, не меньше! — попытался остудить пыл собеседников Олег. — И все степью!

— Все едино нет в те края водного пути, ведун, — с нежностью обнял его Любовод. — А коли всяко по суше идти — так отчего не через степь?

— Сам-двадцать, — причмокнул губами Бий-Султун. — Да хоть бы и сам-десять? Наш род станет самым богатым на всей земле!

— Чабык, ну хоть ты им скажи! — взмолился Середин, обращаясь к молчаливому, но всегда удивительно разумному воину.

— Далеко, — согласно кивнул тот.

— Олежка! — подкравшись, обняла спутника за плечи Роксалана. — Ты представляешь, я никогда в жизни не была в Китае! В Гонконге — два раза, с папой на самолете. И то из конференц-зала носа не высунули. А в Китае и вовсе ни разу. Давай сходим, правда! Я тебе все-все прощу, хочешь? — И девушка коротко чмокнула его в щеку. — Пошли?

— Ты не представляешь! Ты просто не понимаешь! Это же почти полторы тысячи километров! И это степь! Чабык, ты же понимаешь, что это невозможно! Скажи!

— Мои нукеры проделали долгий путь, посланник предков, — неторопливо высказался Чабык. — Они устали, они полны веры и надежд. Они достойны награды. Я много раз видел, как ты совершаешь чудеса, посланник ворона. Соверши для нас чудо еще раз. Поведи нас через степь.

— Ур-ра-а! — подпрыгнула Роксалана, уткнулась губами Олегу в левый глаз и стиснула шею с такой силой, что он едва не потерял сознание. — Ура-а, мы едем в Китай!

Вопреки распространенному мнению, кочевники куда менее склонны к переселениям, чем земледельцы. В самом деле, земледелец при хорошем урожае получает запас провианта на несколько лет и в весьма портативной форме.

Для кочевников все обстоит гораздо сложнее. Они имеют провиант в живом виде. Овцы и коровы движутся медленно и должны иметь постоянное и привычное питание. Даже простая смена подножного корма может вызвать падеж. А без скота кочевник немедленно начинает голодать. За счет грабежа побежденной страны можно прокормить бойцов победоносной армии, но не их семьи. Кроме того, люди привыкают к окружающей их природе и не стремятся сменить родину на чужбину без достаточных оснований.

Что такое степь, за время своих скитаний ведун успел узнать неплохо. И дружить со степняками приходилось, и воевать, и дела торговые вести. Посему он отлично понимал, что вольный степняк, несущийся по бескрайнему зеленому морю, — всего лишь сказка, один из многих тысяч мифов, из которых складывается картинка неведомого счастливого мира у далекого от реальности человека.

Там хорошо, где нас нет.

На самом деле вольного беззаботного степного обитателя никогда не существовало, не существует и существовать не может. Степь хитра, жестока и непобедима. Кочевник не мчится по ней во весь опор, а нудно ползет со скоростью три версты в сутки — по мере поедания травы его скромными отарами. Это они — ленивые, коротконогие и упитанные бяшки — являются истинными хозяевами просторов. Все остальные — всего лишь слуги. Люди оберегают их от волков и иных хищников, люди ищут для них водопои, люди покорно снимаются всей семьей и следуют на новое место жительства, когда отары выщипывают весь травяной покров и уходят слишком далеко от старого кочевья.

Степь делает человеческие племена похожими на волчьи стаи. Как волки не способны жить поодиночке, так и степные народы кочуют малыми семьями. Как волки никогда не собираются в большие непобедимые лавины — так и степняки не способны соединиться в единые народы. Стремление волков к стаям ограничивают возможности их охотничьих угодий — количество добычи в пределах одного-двух переходов от норы. Надежды степняков стать едиными обрубает степь, способная прокормить всего несколько сотен голов скота в пределах одного-двух переходов от кочевья. Соберутся вместе две-три семьи — и на дальние пастбища становится слишком далеко ездить, мужья покидают юрты на много дней, жены и дети тоскуют, тянутся к ним, уезжают… Вот и распадается общий поселок на привычные фрагменты в две-три юрты и несколько водопоев вокруг.

Жизнь и смерть кочевника определяются не его желаниями, а волей степи. Если способны колодец, родник, пастбище дать жизнь некоему числу коней, коров и овец — так и будет это навеки, и не добавишь к своему богатству ни одного лишнего ягненка. Он все равно умрет от голода или жажды. А раз ограничены стада — то и людей в семье не может быть больше неизменного предела. И лишний обязан уйти.

Степь обожает ловушки. Пустыни в ней не похожи на выжженные плеши или мертвые солончаки. Ее пустыни обширны, зелены и заманчивы — но лишены рек, родников и колодцев на десятки километров. Если ты не знаешь страшной тайны — то обречен умереть от жажды среди сочных трав. Еще более хитры ловушки вокруг сезонных озер. Полные воды после снеготаяния, они полностью пересыхают к середине лета, и горе путнику, свернувшему на утоптанный тракт, ведущий к такому месту; горе кочевнику, если озеро шутки ради пересохнет раньше времени, а он пригонит к нему стада и привезет свое кочевье.

Степь не выносит людской гордыни и жестокости. Она не позволяет собираться на своих просторах армиям. Ведь любая армия — это тысячи лошадей и тысячи голов скота. А чтобы выпасти тысячные стада, их нужно разводить на сотни километров в стороны. И грозная рать опять превращается в привычную россыпь кочевий. Степь не позволяет людям иметь оружие: в ней нет лесов, которые можно превратить в уголь. Там, где нет топлива, — никто не ставит городов, никто не развивает горячих ремесел. В степи даже мелкий ремонт железного инструмента превращается в большую проблему, а уж настоящее оружие можно достать, лишь купив у оседлых соседей, украв или добыв в бою — самому его не сделать. Но оружие дорого — а степняки никогда не бывают богаты, ибо степь жестока и держит их на грани выживания. Каждый родник, каждое пастбище, каждый клочок пригодной для выпаса земли сосчитан, известен, помечен и обязательно кого-то кормит. И когда в поисках куска хлеба степняк время от времени приходит отнять его у засевшего за городскими стенами соседа — этот сосед вовсе не горит желанием вооружать будущего врага. Покупать приходится у купцов издалека — и смертоносные клинки удесятеряются в цене. Потому-то и воюют дети степей налегке: без брони, в кожаных или войлочных панцирях или стеганых халатах, которые можно сделать самому; потому и обходятся лишь мечом и пикой — даже на это мало у кого хватает золота; потому никогда не имеют единого оружия — нет у степняков выбора, они согласны даже на совсем старые, никому другому не нужные клинки — лишь бы получить хоть что-то. Потому степняки и любят луки — их тоже можно сделать самому, а против бездоспешного соседа сгодится и стрела с наконечником из бараньей кости.