Сергей Шведов - Соколиная охота

– Какая польза тебе от моей смерти? – пожал плечами Бернард.

– А какая мне польза от твоей жизни?

– Пятьдесят тысяч денариев секретарь папской курии монсеньор Николай заплатил нам за смерть Воислава Рерика. Как видишь, нам не удалось убить варяга.

– И ты решил, Бернард, что я сделаю за вас эту грязную работу? – насмешливо спросил Рюэрг.

– А разве ты не для этого прибыл в замок Баракс?

– Нет, Бернард, ты ошибаешься. Меня прислали сюда для того, чтобы убить сеньоров, готовивших мятеж против своего короля.

Граф Септиманский был потрясен. Вот тебе и мальчишка Карл! Одним ударом он мог избавиться от всех своих врагов. Или это Юдифь решила вмешаться в ход чужой интриги? Но тогда следует признать, что ведьма из рода Меровингов умнее всех сеньоров Нейстрии, Франкии и Аквитании, вместе взятых. Хорошо еще, что ей не удалось довести свой замысел до конца. Роберт Турский и Эд Орлеанский все-таки ускользнули из расставленных ею сетей. Да и Бернард Септиманский пока еще жив, хотя жизнь его и висит на лезвии меча высокомерного графа Лиможского.

– Где деньги? – холодно спросил Рюэрг.

– Здесь, в замке Баракс. Я один знаю, где они лежат. Поклянись, что сохранишь мне жизнь, и ты их получишь.

Рюэрг скосил глаза на отца Теодульфа, который стоял ни жив ни мертв у раскрытого окна. Все-таки убийство священника легло бы тяжким грузом на далеко не безгрешную душу графа Раймона Лиможского. Впрочем, вряд ли бравый капитан испугался бы божьего гнева, но пятьдесят тысяч денариев были весомым аргументом в пользу человеколюбия.

– Хорошо, Бернард, клянусь, я отпущу тебя невредимым, но и ты должен молчать о том, что здесь случилось. Это и тебя касается, отец Теодульф.

– Я буду молчать, сын мой, – дрогнувшим голосом произнес священник.

День оказался для графа Септиманского все-таки удачнее, чем ночь и раннее утро, хотя бы тем, что он узнал цену собственной жизни. Все-таки пятьдесят тысяч денариев – хорошая цена за далеко не самую глупую голову в империи франков. Правда, очень может быть, что стоит эта голова гораздо дороже и граф Лиможский здорово продешевил, оценив ее в малую сумму. Но теперь Бернарду Септиманскому придется это доказывать не столько Раймону Рюэргу, сколько королю Карлу и императрице Юдифь.

Епископ Драгон был удивлен ранним визитом графа Орлеанского. Он уважал благородного Эда за ум, но отлично понимал, что у знатного сеньора могут быть интересы, отличные от интересов короля. Сегодня граф был чем-то взволнован. Это было заметно и по осунувшемуся лицу, и по рукам, затянутым в замшевые перчатки, которые теребили пояс, отделанный серебром. Эд был в дорожном плаще, несмотря на довольно теплую погоду, и в высоких кожаных сапогах, заляпанных грязью.

– На улице дождь? – удивился Драгон.

– Кажется, да, – поморщился Эд. – Я уезжаю, монсеньор. Зашел попрощаться.

– Но почему?

– Потому что сеньоры Вьенский, Анжерский и Септиманский сегодня ночью убиты, и мне бы не хотелось разделить их участь.

– Я тебя не понимаю, Эд! – растерянно всплеснул руками Драгон.

– Мы охотились на Сокола, монсеньор, и делали это с согласия короля. Но потом выяснилось, что охота идет на нас. Мы с графом Робертом едва унесли ноги от королевских мечников, которыми командовал Раймон Рюэрг. Теперь вы понимаете, монсеньор, почему я не могу оставаться в Париже.

– Так это Рюэрг убил сеньоров?

– Нет, монсеньор, их убил Воислав Рерик. Мы должны были напасть на него с тыла, а графу Раймону оставалось только добить тех, кто уцелеет в этой бойне. Я понял это в самый последний момент, и вот почему я перед вами. А те, кто оказался менее сообразительным, так и остались лежать в замке Баракс.

– А Воислав Рерик?

– Он обманул всех. Но если он и вернется в Париж, то только вместе со своими варягами. И тогда пусть бог помогает королю Карлу, ибо на помощь сеньоров Нейстрии, Франкии и Аквитании он вряд ли сможет рассчитывать. Не смею больше обременять вас своим присутствием, монсеньор. Всего хорошего.

Граф Эд круто развернулся на пятках и стремительно покинул покои епископа. Драгон поднял было руку, чтобы его остановить, но потом бессильно уронил ее на стол. Король Карл поторопился. Для епископа не было тайной, что сеньоры организовали заговор. Они не собирались устранять Карла, всего лишь хотели сделать его своей марионеткой. Именно поэтому Драгон спокойно смотрел на их суету. Главную опасность для Нейстрии и империи франков он видел не в мятежных сеньорах, а в залетном варяге, который в создавшейся непростой ситуации мог прибрать к рукам не только юного короля, но и императорскую корону, которая после поражения Лотаря валялась в пыли. Карл, похоже, решил одним ударом решить все свои проблемы, устранив и Рерика, и мятежных сеньоров. Увы, ему это не удалось. И эта ошибка может ему очень дорого стоить.

Драгон не стал торопиться. Король Карл должен был дозреть до понимания того, что без опытного наставника ему не выйти из сложившейся ситуации. Поражение еще можно было превратить в победу, но для этого потребуются жертвы, в том числе и от самого Карла. Власть требует ума, опыта и трезвого расчета, а такие качества редко встречаются в людях молодых и обуреваемых страстями. Зато неглупый юноша может воспользоваться услугами мудрого советника, надо только смирить себя и осознать уязвимость своего положения.

Карл прислал за Драгоном через двадцать дней. Ровно столько времени ему понадобилось, чтобы уяснить то, что казалось очевидным опытному епископу – катастрофа не за горами. Еще один камень, неосторожно сброшенный с горы, может привести к обвалу, под которым будут погребены все надежды и стремления юного короля.

Карл был мрачен и, судя по всему, подавлен свалившимися на него бедами. Что и неудивительно. Он слишком рано решил, что может править один. Восемнадцать лет – это очень мало для короля.

Королевский замок был почти пуст. Вассалы покинули своего государя в трудный час, но это как раз был тот случай, когда епископ Драгон не стал бы их за это винить.

– Из Аквитании пришли дурные вести, – Карл жестом указал епископу на кресло, а сам остался стоять у открытого окна, скрестив на груди руки.

В зале, кроме короля и Драгона, больше никого не было, так что можно было говорить без стеснения.

– Пипин? – спросил Драгон.

– Да. Коннетабль вынужден был уступить ему Тулузу, ибо на стороне Пипина и Бернарда Септиманского выступили все сеньоры Аквитании.

– Бернард, значит, уцелел, – задумчиво проговорил епископ.

– К сожалению.

– Ты действовал опрометчиво, друг мой.

– Я всего лишь хотел опередить мятежников. И разве измена Бернарда Септиманского не является подтверждением моей правоты, монсеньор?