Сергей Шведов - Соколиная охота

– Ты хочешь сказать, что этот отрок – сын Велеса? – удивленно глянул на сеньору варяг.

Драгутин помнил Анхельму юной и жадной до любовных утех, а сейчас перед ним стояла женщина, умудренная жизненным опытом. Она должна понимать, что подобными пророчествами не бросаются и что непосильная ноша, взваленная на плечи отрока, может сломать его раньше, чем он станет мужчиной.

– А разве не эту цель ставили Сенегонда и Юдифь, когда принуждали Хирменгарду и Тинбергу к соитию с ближниками Чернобога?

– Положим, они их не слишком принуждали, – усмехнулся Драгутин.

– Я удивлена твоему легкомыслию, боготур, – обиделась Анхельма. – Ты принял участие в таинстве, не думая о его последствиях.

Вероятно, ведунья была права в своих претензиях к Драгутину. Но это было так давно, что многое из происходившего тогда уже выпало из его памяти. В конце концов, боготур служил Велесу мечом и толкование воли богов не входило в круг его обязанностей. Пусть этим занимаются волхвы и кудесники.

– Я полагал, что этот мальчик – мой сын, – пожал плечами Драгутин.

– А разве ты не носишь в себе силу бога?

– Но не всякий сын боготура, даже зачатый во время таинства, является сыном бога. Ты слишком торопишься, Анхельма. Пока этот отрок не совершил ничего, что дало бы повод считать его избранником богов.

Для Драгутина семья и дети были понятиями отвлеченными. Вот уже почти два десятка лет он не выпускал из рук оружия. Его стихиями стали море и битва. Он повидал много стран и уже почти забыл свою родину. Бог Велес ни разу не покинул его в бою, но сам боготур обращался к нему крайне редко. В этом просто не было необходимости. Все, что ему нужно было в этом мире, ярл Драгутин добывал сам. Ему уже исполнилось тридцать семь лет, но до сегодняшнего дня он ни разу не задумывался о том, какой след оставит после себя на земле и можно ли считать его жизнь достойной того высокого звания, которое ему даровал Велес. Юный Олегаст мог стать ответом на этот вопрос, а мог и не стать. Это могло решить только время, и Драгутин вовсе не собирался его подгонять.

Весна уже вступила в свои права. И хотя дороги пока что были мало проходимы, в империи франков вновь готовились к войне. Граф Эгленбард Реймский призвал ярла Драгутина для совета. По слухам, дошедшим до графа, мятежные сеньоры все-таки успели заручиться поддержкой Людовика Тевтона. Уже к началу лета можно было ждать возобновления военных действий с участием баварцев. Неясной пока оставалась позиция молодого Лотаря. Он мог сохранить нейтралитет или выступить на стороне одного из своих дядьев. Молчал и Рим, похоже, папскому клиру было сейчас не до Нейстрии, где в ближайшее время должна была решиться судьба империи.

– А что король Карл? – нахмурился Драгутин.

– Карл пока не торопится на помощь жене и сыну, – вздохнул граф Эгленбард. – Отчасти это объясняется активностью нурманов на побережье, но есть и другие мнения на этот счет.

– Например? – пристально глянул в глаза собеседнику ярл Драгутин.

Графу Эгленбарду было уже за пятьдесят. Это был умный и много чего повидавший на своем веку человек. Худое лицо его хранило на себе печать пережитого, а седина, обильно проступившая в когда-то черных волосах, яснее ясного говорила о том, что жизненный путь графа не был усыпан розами. И тем не менее он смутился.

– Воля твоя, ярл, но мне кажется, что королева Тинберга слишком многое себе позволяет. Или, точнее, король Карл многое позволяет своей жене. Это обязательно вызовет пересуды, не слишком лестные для обоих. Пока королева Тинберга одаривала своим вниманием Эда Орлеанского и капитана Венцелина, это еще как-то можно было понять. Но ее связь с юным графом Анжерским, это, по-моему, слишком. Я уже имел по этому поводу разговор с епископом Гинкмаром, который шокирован столь вольным поведением королевы. Но дело здесь не только в Гинкмаре, который душой и телом предан королю Карлу, но и в епископе Венелоне и монсеньоре Николае. Именно эти двое настраивают как светских, так и церковных сеньоров против Тинберги, обвиняя ее в ереси. Для епископа Венелона это, кроме всего прочего, еще и возможность оправдаться за участие в мятеже. Ибо, что там ни говори, а сеньоры Нейстрии бросили вызов не только королю Карлу, но и всем иерархам империи, которые на своем соборе объявили битву под Фонтенуа божьим судом. Верденский договор о разделе империи стал лишь законодательным закреплением этого решения.

– Выходит, претензии Людовика Тевтона на Нейстрию и императорскую корону входят в противоречие как с Верденским договором, так и с решением епископов?

– Вне всякого сомнения, – кивнул головой граф Реймский. – Именно поэтому для Тевтона так важно бросить тень на королеву Тинбергу, ее сына Людовика и в конечном итоге на короля Карла. Если обвинения в ереси, выдвинутые против королевы Тинберги, подтвердятся, то это обернется большой бедой для ее сына Людовика, которого объявят незаконнорожденным, возможно, и сыном дьявола. К сожалению, мальчик заикается, а это может послужить лишним аргументом против него. Как утверждают сведущие люди, дьявол всегда оставляет своим детям метку.

– Но ведь все это пустые разговоры, благородный Эгленбард.

– Увы, ярл. Сеньоры Эд Орлеанский и Руальд Неверский выступили с публичными обвинениями против королевы Тинберги, графини Хирменгарды и их сыновей. Благородных Эда и Руальда готова поддержать и графиня Радегунда Лиможская, весьма уважаемая дама. Как видишь, наши враги не дремали этой зимой. Теперь ты понимаешь, благородный Драгутин, чем могут обернуться для королевы Тинберги обвинения в ереси и связи с оборотнем.

– Каким оборотнем? – не понял Драгутин.

– Я имею в виду Олегаста Анжерского. Руальд Неверский утверждает, что мальчишка на его глазах превратился в медведя и задрал более десятка мечников.

– Но это же глупость, благородный Эгленбард.

– Если эти обвинения будут повторены перед синклитом франкских епископов, то я не дам и денария за жизнь королевы и этих двух юных сеньоров. Слишком много людей заинтересованы в том, чтобы сжить их со свету.

– И что ты предлагаешь, граф?

– Не знаю, ярл. Но если королева Тинберга чувствует себя хоть в чем-то виноватой, то ей лучше покинуть империю, пока еще для этого имеется возможность.

Драгутин и подумать не мог, что его участие в мистерии, состоявшейся пятнадцать лет назад, обернется такими проблемами для королевы Тинберги, ее сына Людовика и юного Олегаста. Он достаточно долго прожил в империи франков, чтобы собственными глазами убедиться в живучести древних культов. А уж мистерии Белтайн проводились здесь каждый год, и многие знатные сеньоры принимали в них участие, не говоря уже о простонародье. Почему же именно та мистерия, породила столько слухов и сомнений? Если Драгутину не изменяла память, то ничего из ряда вон выходящего там не происходило. Если, конечно, не считать рождения двух юных сеньоров, Людовика и Олегаста, вдруг ставших вещественным доказательством греховности их матерей.