Сергей Шведов - Яртур

– Я слышал, что угорцы платили дань троллям, – опять принялся за свое Ревень.

Боярин Ермень промолчал, не желая вступать в новый бессмысленный спор с упрямым мечником, но, к сожалению, в разговор вмешался Студень:

– И что это была за дань?

– Обычно в условленный день и час они посылали нескольких женщин детородного возраста в замок-призрак для участия в древнем обряде, истоки которого теряются в глубине веков.

– А в чем суть обряда? – спросил Студень, в котором, видимо, проснулось любопытство.

– Откуда же мне знать, – пожал плечами Ревень. – Я в нем участия не принимал.

– Какое счастье, мечник, что ты не женщина, – ехидно заметил Ермень под веселый смех Студеня, – иначе нам твоих баек не переслушать.

– Выходит, ты, боярин, не веришь в замок-призрак троллей, то пропадающий во времени, то вновь появляющийся на поверхности земли?

– Цепень-то тут при чем?! – вновь взъярился Ермень. – Я жил в этом замке две седмицы. Сотник Гривуля с мечниками сторожат его уже три года. И ничего, Ревень! Ни тебе троллей, ни тебе ягынь, ни тебе ориков. Даже угорцы в тех местах не появляются.

– Это меня и настораживает, – вздохнул Ревень.

Боярин Ермень аж руками всплеснул от такой непроходимой тупости и непобедимого упрямства. Вы только посмотрите на этого человека! Ну, ничем его не прошибешь. Хоть кол ему на голове теши. Нет дорог к тому замку! Есть только одна узенькая тропочка, на которой двум коням не разминуться. И об этой тропочке знают кроме мечников из замка Цепень только князь Волох и боярин Ермень.

– Горы там, Ревень, понимаешь! А в тех горах обвалы не редкость.

Биармец даже на ноги вскочил, чтобы слова его прозвучали как можно весомее. Однако на Ревеня отповедь боярина не произвела большого впечатления, он по-прежнему лежал на боку и лениво поплевывал в костер.

– А много в замке мечников? – спросил словно бы между прочим Студень.

– Полсотни наберется, – вздохнул Ермень, вновь присаживаясь к огню. – Люди надежные, не один десяток лет Волоху служат. Случись там нечто из ряда вон выходящее, непременно бы сообщили князю. И придумают же такое – замок-призрак. Да я его стены собственными руками щупал!

До Угории Ермень и его спутники добрались лишь на двадцать первый день пути. Еще три дня у них ушло на дорогу до замка Цепень. Ибо, как и предсказывал Ермень, путь до него оказался труден и тернист. Биармец, хорошо вроде бы знавший дорогу, трижды ошибался в выборе тропы, а однажды едва не свалился в пропасть. С огромным трудом боярину в последний момент, да и то с помощью Ревеня, удалось сдержать взбесившегося коня. После этого Ермень в седло уже не садился. Да и горная тропа стала настолько узкой, что передвигаться по ней даже на смирном савраске было смертельно опасно.

– Ну, что я говорил?! – ткнул рукой Ермень в величественное строение, появившееся наконец на горизонте к исходу самого трудного дня пути. – По-твоему, Ревень, это призрак? В таком случае, можешь считать нас с сотником Гривулей ориками.

– Типун тебе на язык, боярин, – обиделся Ревень. – Несешь невесть что на ночь глядя.

Ермень вынужден был признать правоту мечника. Поминать в столь глухом месте нечистую силу действительно не следовало бы. А уж тем более примерять на себя ее обличье. Хорошо еще, что путники добрались до замка Цепень раньше, чем на Угорье пала тьма. В сумерках замок выглядел менее величественно, чем при свете дня, но это не помешало Студеню прицокнуть языком и покачать головой от восхищения. Цепень, конечно, уступал по величине Асгарду, но его стены могли выдержать осаду многотысячной рати, не говоря уже о том, что этой рати пришлось бы здорово потрудиться, прежде чем постучать мечами в его окованные железом ворота.

Ерменя и его спутников заметили с Приворотной башни и, скорее всего, опознали, иначе мечники Гривули не распахнули бы так беспечно ворота перед гостями. Боярин первым въехал в замок Цепень и махнул рукой мечникам, придерживавшим тяжелые створки:

– Закрывай.

Ворота заперли на толстый, в обхват, засов, а следом опустили выкованную из железа решетку. Сотник Гривуля уже спешил навстречу спешившемуся боярину в окружении десятка ближних мечников. Ермень было распахнул навстречу старому знакомому объятия, но сотник почему-то не отреагировал на его приветственный жест. А удар, нанесенный по затылку, сын Приама прозевал, он лишь с удивлением отметил частицей угасающего сознания, что ночь наступила сегодня раньше, чем ожидалось.

Очнулся боярин Ермень от тупой боли в голове и почему-то со связанными руками. С большим трудом ему удалось сесть и опереться спиной о шершавую стену. В помещении было темно, хоть глаз коли, тем не менее Ермень почувствовал присутствие рядом живого человека.

– Здесь есть кто-нибудь? – спросил он шепотом.

– Вроде есть, – отозвалась темнота голосом Ревеня.

– А Студень где?

– Я тебе про того Студеня всю дорогу намекал, боярин, а тебе словно уши заложило, – вздохнул мечник. – Это он тебя по затылку стукнул.

– А зачем? – тупо спросил Ермень. – И куда делся Гривуля?

– Гривули давно уже нет, боярин, вечная ему память.

– Подожди, – возмутился Ермень. – Я же его собственными глазами видел!

– Морок это был, боярин, – пояснил Ревень. – Как только ты упал, лже-Гривуля сразу одноглазым ориком обернулся. Говорят, что Ариман лепил их из глины по своему подобию. Если это так, то красотой титан, судя по всему, не блистал.

– А где жар-цвет? – спохватился Ермень, туго соображающий по случаю головной боли.

– Так ведь ты сам, боярин, привез его троллю.

– Какому еще троллю? – подхватился было боярин, но тут же со стоном откинулся назад.

– Не видел я его, – сказал Ревень, – врать не буду. Но Студень – это его сын.

– А почему ты раньше мне этого не сказал? – возмутился Ермень.

– Ты, боярин, забыл, видимо, кому Студень приходится братом, – хмыкнул Ревень. – Начни я про него каждому встречному и поперечному рассказывать, так мне голову разом бы снесли. Шутка сказать – обвинить княгиню Турицу, что она путалась с троллем.

– Мне бы мог шепнуть между делом, – покачал гудящей головой Ермень.

– Не было во мне уверенности, боярин. Я Студеня стал подозревать только тогда, когда он вызвался сопровождать тебя в Цепень. Сам вызвался, заметь. Никто его к этому не нудил. А ведь мог уехать вместе с княгинями Турицей и Лелей в Преслав к князю Авсеню.

Винить Ревеня было глупо и бесполезно. Тем более что он действительно пытался предостеречь боярина. Но Ерменю тогда и в голову не пришло прислушаться к байкам смурного мечника. А ведь мог бы, кажется, пораскинуть мозгами. И припомнить хотя бы нападение волкодлаков на замок княгини Турицы. Кто-то ведь снабдил их хорошими доспехами и разрыв-травой. Тогда Ермень заподозрил владыку Асгарда и рахманов в попытке отбить Лелю у ее бабки, но, видимо, ошибся. А Турица, видимо, догадалась об опасности, грозящей дочери князя Авсеня, и спрятала внучку в стране альвов, куда ни троллям, ни их сыновьям хода нет.