Денис Юрин - Охота на короля

«И на войне, и в мирные годы, в общем, всегда, стой в середине, – философствовал пьяный усач, забирая у не умевшего отличить игрока от шулера юнца тугой кошель. – Жизнь – это охота, где каждый гонится за дичью, топча по дороге кучу другого зверья. Маленький и беззащитный зайчишка лишь потому выживает в лесу, что умеет правильно ориентироваться и делает это не от случая к случаю, а постоянно. Он не трусишка, он мудрец, каждый миг отслеживающий изменение ситуации вокруг себя. Будь зайцем, дружок, не стыдись! Всегда размышляй, где тебе выгоднее находиться и кого держаться. Не следуй слепо за друзьями, друзей нет, есть только ты и враги!»

Марвет запомнил эти слова, не позабыл пьяное откровение случайного собутыльника и, осмыслив его, взял на щит. Именно этот вроде бы бред помогал ему впоследствии определять тонкую грань различия между геройством и безрассудством, преданностью командиру и изменой королю, трусостью и трезвым расчетом, а также многими другими, порой почти идентичными понятиями. Марвет был всегда начеку, всегда ориентировался и взвешивал шансы на успех, даже тогда, когда осмелился напасть на рыцаря «Небесного Ордена», пытавшегося проволочь по грязным лужам городского главу. Сотник вступился и, снискав уважение горожан, не пал от рук рыцарей, а если бы позволил нанести оскорбление городской верхушке, то уже не был бы сотником. Несмотря на прошлые заслуги и полчища нежити, рыскавшей за городскими воротами, его бы выставили за ворота, как только Орден покинул бы город.

Остро заточенный меч лег на дубовый стол. Работа над ним была закончена, но Марвет, зевая, решил перед сном отполировать еще и кинжал, как за дверью его опочивальни раздались сначала топот, а затем и грохот падения тяжелого предмета, скорее всего тела. Неуклюжий торопыга уронил на пол несколько кадок с соленостями и перевернул старый сундук. Последующая ругань не оставляла сомнений: за дверью воевал с мебелью Кирвил, десятник, дежуривший у городских ворот этой ночью. Что-то случилось, полировку кинжала пришлось отложить на потом, если оно вообще будет, это «потом». В смутные времена даже провидцы не уверены, доживут ли они до утра и доведут ли до конца отложенную ненадолго работу.

– А-а-а, чтоб тя!.. – грозно прорычал сотник и, вскочив с табурета, сильно стукнул кулаком по столу, отчего с него свалилось несколько грязных крынок, кувшин с вином и только что заточенный меч.

Нерасторопность и неуклюжесть десятника всегда злила Марвета, и если бы тесть Кирвила не состоял в дальнем родстве с городским управителем, то сотник уже давно бы избавился от командира, бывшего всеобщим посмешищем. Однако глупо горевать о том, что все равно нельзя изменить. Марвет терпеливо сносил каждую новую выходку увальня, но на этот раз Кирвил превзошел все ожидания. Возня за дверью продолжалась, на фоне громкого пыхтения и неблагозвучных ругательств слышались звуки падения все новых и новых предметов. В коридоре кипел ожесточенный бой нерадивого десятника с неудачно размещенным в проходе скарбом сотника, судя по характеру шумов и их громкости, побеждал скарб.

Марвет продолжал рычать, но оставался на месте. Помогать дурню не хотелось, но страх перед грядущей зимой без теплых вещей и добротной закуски, погибавших сейчас под грязными сапожищами неуклюжего мужлана, заставил в конце концов сотника одуматься и поспешить на помощь своему товарищу. Марвет утешал себя лишь тем, что он теперь служил не в армии, а всего лишь в ополчении, и что войны в ближайшие годы с присмиревшими соседями не предвидится. Командовать отрядом, в котором водятся такие вот неисправимые экземпляры, не пожелаешь и врагу.

Дверь в коридор распахнулась, и выпученным от злости глазам Марвета предстала удручающая картина. В разлившемся по полу море рассола, путаясь в мокрых тряпках и обломках корзин, беспомощно барахталось грузное тело в кольчуге. Пахучие водоросли квашеной капусты не только переплелись с густой шевелюрой лиходея, но и украшали его лицо – раскрасневшуюся, запыхавшуюся, толстощекую образину, по которой сотнику всегда хотелось крепко пройтись если не булавой, то хотя бы тяжелой ладонью.

– Командир, я… мы тут… в общем… это срочно! – промямлил не пьяный, но от этого не менее косноязычный десятник, тыча застрявшим в куске плетеной корзины пальцем в сторону входной двери.

Ограничившись лишь прошедшей вскользь по макушке балбеса оплеухой, серьезные воспитательные меры были бессмысленны, Марвет ухватил правой рукой Кирвила за шиворот и рывком поставил его на ноги.

– Теперь говори, четко и внятно, по какому поводу закуску сгубил? – довольно миролюбиво с учетом обстоятельств вопросил Марвет, стараясь держать себя в руках и не поддаться искушению применить грубую силу.

– Мы тут на посту… а он, то есть они тут… чуть ворота не сломали! – принялся вдруг орать Кирвил, то ли испугавшийся взгляда сотника, то ли вспомнивший, что он находился на службе, и всякие проезжие мерзавцы должны были относиться к нему с уважением.

– Кто «они»?! – нахмурив густые брови, спросил сотник. – Ты можешь нормально говорить, иль мне из тя каждое слово дубцом выколачивать?!

– Не-е-е, не надо дубцом! Зачем дубцом?! – довольно внятно забормотал Кирвил, а его испуганные, прищуренные глазенки, тонувшие в узкой прорези между толстыми щеками и бровями, быстро забегали по комнате, пытаясь обнаружить подходящий для предстоящей экзекуции инструмент.

Не увидев в покоях рассерженного сотника ни толстой палки, ни обычной метлы, Кирвил заметно успокоился и даже перестал брызгать слюной на начищенную до блеска кольчугу командира. Воспитание «дубцом» проводилось не часто, но зато заслужившие эту особую милость, запоминали урок надолго. Кирвилу еще пока не довелось узнать, что такое настоящая боль в боках, но судя по выражению лица Марвета и по тому, как бешено вращались глаза в его прищуренных глазницах, сотник был недалек, чтобы позабыть о крепких родственных узах повинного в порче имущества с первым лицом городка. Командир определенно был морально готов устроить десятнику взбучку, но случайные обстоятельства не дали ему такой возможности. Рукой Марвет не бил, поскольку мог не рассчитать силы удара, а меч уважал и никогда не использовал выкованное собственноручно оружие для порки чужих задов.

– Чо встал, как пень?! Чо замолк?! – огрызнулся напоследок Марвет, осознавший, что совершил ошибку. – Не боись, помню я, помню, с кем ты в родстве! Женушке своей спасибочки скажи, что она за дурня такого пойти согласилась!

«Если не можешь сделать, то впустую не грози, – гласило одно из немногих правил, переданное сотнику ополчения по наследству его предшественником. – Когда за твоей спиной огрызаются, это плохо, а когда смеются, жди беды. В армии у тебя все было не так, там был офицер, а здесь ты один. Городские чинуши в твои дела носа не сунут, но и поддержки от них не жди!»