Макс Мах - Хозяйка Судьба

Второе предположение касалось вопроса о том, что известно Лунной Деве о Мотте и ее тайнах. Знала ли Норна о том, что, на самом деле, представляет собой Перекресток? Интуиция подсказывала Карлу, что да, могла знать и, скорее всего, знала. Она, как было известно Карлу, жила на свете поболее него самого, и глупой при этом не была. Напротив, Норна была чрезвычайно умна и упорна в достижении своих — какими бы они ни были — целей. А умный человек, располагающий временем и имеющий желание, способен многое узнать и понять. Так почему бы не предположить, что Лунная Дева знает, как минимум, не меньше, чем сам Карл? Возразить было нечем. Все именно так и должно было обстоять.

«Могла знать, — согласился Карл. — Может знать. Знает».

Следовательно, оставался один — последний — вопрос. Где она прибывает в настоящее время? Конечно, можно было прибегнуть к помощи Тьмы, но Карлу этого делать не хотелось. Не сейчас и не здесь в самом сердце Ляшны, где властвует неизвестная ему магия ярхов. К тому же логика и интуиция были сейчас ничем не хуже. Даже лучше. За их помощь не приходится платить.

«Ну, что ж…» — Карл попытался представить себе положение, в котором оказалась Норна после его бегства из Семи островов. — «Ну что ж…»

Если Норна покинула Сдом в ту же ночь, а, судя по всему, так оно и произошло, значит, она давно уже могла достигнуть своего убежища в Ляшне. Могла физически и, возможно, должна была, поскольку лучшего укрывища, чем тайный храм ярхов, и придумать было нельзя. К тому же там — вернее, здесь — она обладала всей возможной для нее властью и могуществом, и место это, как она должна была полагать, никому, кроме ее народа, разумеется, известно не было. Четыреста лет… Иван Фальх говорил, что последнее упоминание о ярхах относится именно к тому времени. И ведь так оно и было. Карл ни разу, кажется, о них даже не слышал. И не напади они на него во Флоре, так бы, вероятно, ничего о Детях Луны и не узнал бы. Но и Норна, после всего, что случилось во Флоре и в ущелье Второй Ступени, не могла не понимать, что тайне ее положен предел.

«Тайное пристанище… скрытое могущество…», — если все так и обстояло, то и предугадать следующий ход Карла, не должно было составить для нее особого труда. А на дворе, как назло, ночь, и, если небо действительно чисто, то и луна на нем. Впрочем, не полная, к счастью, а лишь во второй четверти, но и этого могло оказаться более чем достаточно.

— Нас ждут, — сказал Карл вслух.

— Очень мило с их стороны, — улыбка Валерии не предвещала встречающим ничего хорошего, интонация — тоже.

— Вы позволите мне идти первым,… капитан ? — спросил Август, обнажая меч. В такой тьме он, разумеется, ничего не видел, а если и видел, то совсем немного, но он был великолепным ночным бойцом и, наверняка, успел уже сориентироваться на слух.

— Нет, — жестко остановил его Карл. — Первым пойду я. Сразу за мной идут принцесса и Конрад с Валерией. Госпожи волшебницы, если их это не затруднит, могли бы составить наш арьергард, а ты Август пойдешь вместе с мастером Мартом сразу перед ними.

В таком построении «колонны» имелся смысл, и молчание, которое, пусть и не всегда, является знаком согласия, было ему ответом. Во всяком случае, спорить никто не стал, и значит вопрос был решен.

Крутая лестница со стертыми ступенями вывела их в маленькую с низким плоским сводом камеру, запертую железной едва тронутой ржавчиной, но при том пахнущей седой древностью узкой дверцей. Впрочем, запоров на ней не оказалось, и открылась она сразу, тяжело шелохнувшись под напором плеча Карла, и медленно уйдя — под протяжный скрип петель — вперед. И, едва дверь открылась, как мрак стремительно отступил прочь, вытесненный яростным лунным светом, шедшим, как того и следовало ожидать, сверху, то есть, оттуда, куда уводил еще один, на этот раз совсем короткий, лестничный марш. Так что, уже через полминуты они оказались, наконец, под открытым небом.

От верхней части здания — чем бы оно не являлось когда-то, замком ли, крепостью, или, возможно, храмом — остались одни лишь жалкие развалины. Во всяком случае, по первому впечатлению разрушения здесь были гораздо более внушительными, чем в покинутом ими замке Кершгерида. Лестница вывела Карла и его спутников в обширный зал, вернее в то, что от него теперь осталось. А сохранилось здесь не многое: выщербленные временем и непогодой каменные плиты под ногами, чистое ночное небо над головой, и купы платанов над жалкими огрызками некогда, по-видимому, высоких и толстых стен… И все, если не считать мелких камней и какого-то невнятного мусора (сухих веток и гнилых листьев, птичьих перьев и мышиных костей) устилавшего пол разрушенного много веков назад зала. Впрочем, в восточной стене, которая оказалась чуть выше — а значит, и счастливее трех своих сестер — имелся стреловидный дверной проем, в который, как ни странно, оказалась врезана самая настоящая и, по-видимому, совсем новая деревянная двустворчатая дверь.

— Не будем заставлять хозяев ждать, — Карл положил левую руку на рукоять Убивца и решительно шагнул к приготовленной для него двери. То, что она предназначалась именно для него, сомнений у него не было. Карла ждали, и вот он пришел. И, следовательно, резона оттягивать встречу не было тоже. Карл ведь заранее знал, куда и зачем идет, и хозяйка здешних мест, по-видимому, тоже это знала и уж верно загодя приготовилась к встрече.

«Дверь новую повесила, что еще?» — Карл толкнул створки, и они легко — без сопротивления — отпрянули в стороны, открывая перед ним потрясающую по своей изобразительной силе и драматизму сцену.

«Ах, мэтр Вастион! — Карл испытал ни с чем не сравнимое чувство восхищения, заставившее его забыть на время, пусть и самое краткое, обо всем сиюминутном. О том, например, что суть увиденной им картины выражалась одним только словом „опасность“. — Ах, мэтр Василий, вы должны были бы быть здесь сейчас».

Но Василий Вастион умер много веков назад, и никогда уже не напишет этой фрески, а жаль. Возьмись он или его современники Гаркун или Николай из Фары за ее воплощение, под их кистями она могла бы стать настоящим шедевром.

«Но если мне суждено вернуться…» — Карл понял, что так оно и будет, если случится ему еще жить и, значит, писать.

«Да, будет так!» — усмехнулся, он принимая, как должное неисповедимость даже предначертаний судьбы. Быть может, он и в самом деле напишет эту картину, но, если так, то не на полотне, разумеется, а непременно на известковой штукатурке. И даже то, где появится, если, разумеется, появится, эта фреска, он знал наверняка. Фреску эту страстно ждала западная стена зала «Дам и Кавалеров», в отеле де Руже, его собственном — их общем с Деборой — доме во Флоре.