Сергей РАТКЕВИЧ - Девять унций смерти

— Ну-ну, — подзадорил его комендант, так и не выяснивший, кто из подчиненных и с какой-такой стати проболтался гномам.

— Когда вы это, значит, геройски погибать отправились, никому толком про то не сказавши, очень твои люди переживать стали, — начал старик. — Они-то знают, да что толку, когда у них твой приказ? Вот, значит, переживают они, переживают, что делать, не ведают, а потом один из них своей подружке-гномке с расстройства возьми да и проговорись.

— Кто? — быстро спросил Фицджеральд.

— Кто-то! — самодовольно ухмыльнулся гном.

— Все равно докопаюсь! — пригрозил Фицджеральд.

— Бог в помощь, как у вас говорят! — продолжал ухмыляться гном. — Лопату тебе дать?

— Лопату?

— Или ты голыми руками докапываться станешь? Много не наработаешь, лучше возьми лопату, мой тебе совет, а теперь слушай, что дальше было.

— Вот еще! Пока ты мне не скажешь, кто проболтался…

— Ну конечно, не скажу…

Гнусный старикан не только хихикает, он еще и язык высунул, обормот!

— Я даже не знаю, что с тобой сделаю! — попробовал пригрозить комендант.

Бесполезно. Гном только усмехнулся.

— Зато я знаю, — сказал он. — Ты мне проиграешь. Причем скоро. А пока слушай… так вот, проболтался твой несчастный лучник от расстройства великого и говорит, просто не ведаю, мол, как жить дальше, погибнет мой замечательный комендант, и некому будет мне всякие глупости приказывать! А гномка ему в ответ, бросай, мол, все дела да беги своего коменданта и нашу владыку спасать! А он говорит, не могу, родная, у меня приказ! А она ему, что ж, очень хорошо, а вот у меня нет никакого приказа! Он, глупый, сперва огорчился, когда сообразил, что проболтался, а потом обрадовался и говорит, вот и хорошо, что у тебя нет никакого приказа, у тебя и у других гномов! Ну а она, само собой, ждать невесть чего не стала, мигом побежала, собрала Невест, а те — остальных гномов. Вот так оно и случилось, Тэд Фицджеральд…

— И все-таки ты мне скажешь, — упрямо буркнул Фицджеральд.

— Ну разумеется, скажу, — сжалился старый гном.

И сказал:

— Ты проиграл, Фицджеральд.

Последняя шашка покинула поле.

— Еще одну партию? — любезно предложил гном. — Кстати, недавно я сконструировал новый улей, так ты представляешь…

Для создания авторского шедевра на звание мастера гильдии бардов Якш избрал труднейшую для себя тему: «Юная девица, оставленная неверным возлюбленным, жалобно вздыхает при свете луны».

Конечно, если вы юная прелестница с огромными глазищами, роскошной копной волос и прочим, что ко всему этому полагается и прилагается, такая роль подойдет вам без труда. А если у вас ко всему этому еще и великолепный голос, недюжинный музыкальный талант и волшебные пальцы, небрежно порхающие по струнам лютни, вы просто обречены на успех в амплуа «брошенная красавица».

Иное дело, если вы — бородатый гном, здоровенный крепыш, с грубоватыми, вовсе не девичьими чертами лица и руками, больше привычными к молоту.

А из инструментов — скрипка. Скрипка — не лютня, что так изящно обрамляет любую страстную исповедь, тончайшим шелком облекает печаль, придавая ей самые соблазнительные формы и контуры. Такова тайная магия лютни: полуобнаженная тоска, искусно задрапированная грусть могут показаться куда более соблазнительными, чем откровенно раздетая радость или не нуждающееся в украшениях счастье.

Нет, скрипка не такова! Не такова скрипка, всюду себя ставящая на первое место. Нет, она не станет обрамлять исповедь, она сама станет ею, ведь так куда интереснее! Она сама превратится в печаль — и облекай ее в таком разе во что хочешь, это уже твои проблемы, несчастный. Смотри только, от излишней старательности в струнах бородой не запутайся!

А может, и впрямь свалять комедийный номер? Взять, да и нарочно запутаться. Именно что — бородой, именно что — в струнах. Глупый неповоротливый увалень-гном пытается изображать сентиментально страдающую дурочку. Мозгов у него, видать, не больше, чем у означенной красотки, зато старательности и упрямства… Ага! И скрипку взять на манер лютни…

«Посмей только! Извращенец…»

Так. Хоть какая-то ясность. Их Милость не согласны. Они не желают. И даже снизошли до того, чтоб возразить. А если их, не дай бог, прогневить — «поехавшие» прямо на концерте струны — минимальная из возможных неприятностей.

«Вот-вот!»

Звучит… очень многообещающе. Лучше даже не пробовать. Правда, лучше.

Да и вообще это трусливый выход из положения. Невелик труд сыграть гнома, если ты и без того от природы гном. Ладно. Решил играть девицу — значит, буду. И никаких отступлений от канона. А голос… ну что ж, значит, надо заставить всех-всех поверить, что и с такими голосами девицы случаются. Важно ведь, что прозвучит в этом голосе.

Якш пел нарочито грубо. Хрипло и с подвываниями. Обычная селянка в самых простых и порой грубоватых выражениях раскрывала свои нехитрые мысли, свои печали и горести. Красавчик кавалер, о котором она мечтала всю жизнь, появился лишь однажды, а потом исчез и даже до утра не остался. Надрать бы ему, засранцу, задницу, чтоб не врал честным девушкам про всякие глупости.

А вместе с безыскусными словами и хриплым надтреснутым голосом звучала скрипка, которая рассказывала о том же самом, о тех же печалях и горестях нежным и страстным голосом.

И если устами Якша говорило девичье горе, то скрипка под его пальцами выдыхала ее чистую и нежную душу, и ни один подгорный бриллиант не мог быть краше!

Якш до того вошел в образ, что слезы потекли по щекам, а где-то в глубине его сути старый сердитый гном грозно рявкнул:

«Как это меня, такую хорошенькую, нежную и всю из себя прекрасную, всякие там мерзавцы бросают? Вот ужо попадутся они мне между молотом и наковальней!»

Когда Якш замолк, привычных хлопков одобрения не последовало. Несокрушимым горным массивом в зале стояла оглушительная тишина. Тишина такая, что хотелось просто закрыть глаза и здесь же, на месте, умереть. Молчали все. И рядовые барды, пришедшие послушать будущего коллегу, и почтенные члены совета гильдии бардов, от чьего слова, собственно, и зависело, станет ли ученик мастером или ему еще поучиться следует?

Молчание. До звона в ушах.

Молчание. До дрожи в коленях.

Молчание.

Зачем я здесь? На что надеюсь? Да разве я гожусь для этого? С самого начала все не так. Задумано не то, сделано не так… С самого начала. И ничего уже не поправить. Ничего не вышло. Ничего…

Молчание.

И тут старшина гильдии бардов потрясенно выдохнул и хриплым голосом, так не похожим на его отлично поставленный баритон, вымолвил:

— Высший балл!

Впрочем, аплодисменты все равно не последовали. Барды не решились осквернить тишину, за которой, словно за тонкой шелковой занавесью, продолжала петь свою печальную песню «брошенная красавица», и ее душа пела вместе с ней.