Роберт Скотт - Ореховый посох

«Пусть продолжает звучать эта музыка — весьма приятный способ провести время, куда лучше, чем размышлять о содержимом ячеек банковского сейфа, об особенностях египетской геометрии или о сотовых телефонах и калькуляторах».

И тут незнакомец опять оказался с ним рядом. И они вместе вернулись в тот лишенный теней, дочиста выбеленный мир. Стивен попытался улыбнуться незнакомцу — всего лишь для того, чтобы тот понял, что он, Стивен, совершенно счастлив здесь, что ему хорошо. Он почувствовал, как, мучительно трескаясь, растягиваются в улыбке губы, и опять ощутил во рту вкус крови — на этот раз никаких соусов, никакого жареного мяса. А что это у незнакомца за спиной? Две цепочки следов длинными неровными линиями нарушали идеально чистое белое покрывало, окутывавшее все пространство вокруг. Стивен долго смотрел на эти бороздки и наконец понял: эти следы оставляли каблуки его собственных сапог, а его самого куда-то волокли, но куда? Следы уходили вдаль, в бесконечность...

«Подбери ноги, Стивен. Ты портишь ковер».

А что сказал бы ему Лессек? Лессек сказал бы что-нибудь невнятное, смущающее душу, что-нибудь такое, чтобы он, Стивен, поверил, что его роль в Элдарне сыграна до конца, тогда как ему самому совершенно ясно, сколько еще им предстоит сделать. Лессек смеялся бы и подшучивал над ним, приходя по ночам из могилы и навевая ему, Стивену, бессмысленные воспоминания о прежней жизни — как он допоздна бодрствовал, например, чтобы посмотреть 86-ю серию дурацкого сериала, или как он сломал себе локоть, отдыхая как-то летом в штате Мэн.

А может, Лессек показал бы ему нечто вроде фильма, снятого замедленной съемкой, о том дне, когда он познакомился с Ханной. Или о том, как они шутили и смеялись с Хауардом и Мирной. Но для чего? Может, для того, чтобы подтвердить, что Ханна действительно здесь, в какой-то вонючей элдарнской тюрьме? Нет, ответов на эти вопросы в твоих снах нет, Стивен. Тогда зачем все это? И слабость Нерака заключена в чем-то другом. Вот в чем, оказывается, дело. Потрясающе! Ответов в моих снах нет, значит, мы совершенно напрасно тратили время, взбираясь на гору Пророка, рисковали жизнью, пытаясь убежать от алмора, и, возможно, потеряли при этом Версена...

«Да черт с тобой, Лессек! Сам спасай свой поганый мир!»

Впервые Стивен понял, что движется задом наперед. И заплакал.

У него, похоже, сильный жар. Что там говорил доктор Уилсон? Повышенная температура — это естественная реакция организма на нежелательное вторжение. На вторжение врага. Весь организм при повышенной температуре начинает бороться за выживание, уничтожая болезнетворные микробы. Была еще такая песня о лихорадке, какая-то строчка из нее все время крутится в голове, ее то ли «Роллинг стоунз» пели, то ли Бетховен сочинил. Да нет, это, конечно, Бах, одна из его фуг. Стивен, правда, не помнил, какая именно; он никогда не мог как следует их запомнить. У его сестры однажды была лихорадка, и он подсматривал из коридора, как она мечется на постели. Это странно возбуждало его и в то же время пугало. Он тогда очень боялся, что сестра может умереть. Ее зачем-то сперва опустили в ванну с холодной водой, а потом спешно потащили в больницу. Неужели она умерла?

Теперь Стивен весь взмок. Пот разъедал глаза, холодными струйками стекал за ушами и по шее. Он хотел хотя бы лицо утереть, но даже руки поднять не мог. Он умолял, чтобы кто-нибудь — хоть кто-нибудь! — подошел и промокнул ему лицо, но никто к нему не подходил. И тот белоснежный мир куда-то исчез. Или он просто утратил способность видеть?

Нет, сестра тогда не умерла. Она же собиралась замуж за Кена, или Карла, или как там его, а он должен был привезти ей в подарок китайский шкафчик. Ему еще нужно было как-то доставить этот шкаф в Калифорнию. В ту ночь у нее в комнате было очень холодно. Зубы у Стивена так и стучали, и он никак не мог сдержать дрожь. Тот белый мир исчез, но его сменило множество ярких танцующих многоцветных радуг. Господи, как ужасно он вспотел!

«Интересно, а насколько я похудел? Может, следующим летом борьбой заняться? Хотя до следующего лета еще далеко, трудно будет оставаться таким же худым».

И как только они с ума не сходят, эти борцы? А сейчас для занятий борьбой слишком холодно. Судьям пришлось бы надеть вязаные перчатки.

«А интересно, я и на этих цветных радугах тоже оставляю такие же безобразные бороздки? Верните то белое покрывало. Я его больше не испорчу.

Я подберу ноги повыше, пусть только кто-нибудь вытрет мне пот с глаз. Всегда следует не только брать, но и давать. Я постараюсь никому из вас не быть в тягость, если хоть кто-нибудь вытрет этот отвратительный, жгучий, соленый пот, что разъедает мне глаза».

Стивен уже плакал в голос и весь дрожал, хватая ртом воздух, когда не имеющий лица заботливый «медбрат» вытер ему пот с лица и с шеи и снова исчез. А Стивен вновь поплыл куда-то задом наперед.

Гилмор оказался прав. Кто бы ни унес Стивена от того побоища, он явно обладал куда большей силой и выносливостью, чем Марк. Марк шел по следу уже несколько часов, но ширина шага у незнакомца ничуть не уменьшалась. Тот, кто захватил Стивена в плен, был либо необычайно высокого роста, либо по-прежнему легко бежал даже с такой ношей. В Америке такой человек побил бы все мыслимые рекорды в марафоне. Марк понимал, что за этим бегуном ему ни за что не угнаться, и надеялся только на то, что тот остановится из-за ранений Стивена.

Марк уже подумывал о том, чтобы сделать привал и подождать остальных: ведь одного боевого топора будет явно мало, чтобы освободить Стивена из рук — или, может, лап? — того, кто столь стремительно уносит его по снегу. Да и магия Гилмора очень даже пригодилась бы. Но, тряхнув головой, Марк все же пошел по следам дальше. Стивен может и не дожить до утра, так что сейчас все зависит от него, Марка. Вдруг все же появится какой-то шанс тайно похитить Стивена или убить того, кто его пленил. Но прежде всего нужно их нагнать.

Незадолго до рассвета следы повернули на север и теперь тянулись вверх по едва различимому в темноте склону горы. Марк прикинул: свернув на восток, он пробежал до этой горы миль пятнадцать. Ноги и спина ныли от бега по неровной поверхности и глубокому снегу. Чтобы не обезвоживать организм, Марк на бегу ел снег, а чтобы окончательно не обессилеть, прикончил последний кусок кабаньего мяса. Ему прямо-таки мерещился стакан апельсинового сока или, может быть, чашка очень горячего черного кофе. Тело его сжигало огромное количество калорий каждый раз, как он пригоршнями заталкивал в себя снег, но остановиться, растопить снег и наполнить водой бурдюк он себе позволить не мог.

Куда сильнее Марка тревожил вопрос о еде; в последние дни они ели очень мало, а перед тем, как начать последний подъем, у них и вовсе осталось только кабанье мясо, да и то немного. В зимнее время в горах нужно как следует питаться, и Марк даже рассмеялся при мысли о том, что больше всего ему сейчас хочется овощей. Прошло не так уж много времени с тех пор, как они со Стивеном решили начать жизнь с новой страницы и питаться правильно, но сейчас ему казалось, что это было целую вечность назад.