Грегори Магвайр - Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз

— А где Лир? — спросила Четвертая. — Такой суп пропадает. Пусть не жалуется потом, что ему не досталось. Где он?

— Он играл с нами, а потом куда-то пропал, — сказал Иржи. — Может, уснул где-нибудь?

— Пойдемте разожжем костер и дымом поприветствуем гостей, — сказал Манек и выскочил из-за стола.

Близилось время обеда, когда караван начал последний крутой подъем к яшмовым воротам замка. Из лачуг высыпали добронравные крестьяне и стали помогать фургону подняться через лед и грязь, пока наконец он не взобрался наверх и не проехал по подъемному мосту. Эльфаба, чье любопытство было также растравлено, как у остальных, стояла вместе с вдовствующей арджиканской княгиней и ее сестрами на балкончике над парадным входом. Дети собрались во дворе — все, кроме Лира.

Вожак каравана, молодой винк, чьи волосы уже посеребрила седина, едва заметно поклонился Сариме. Скарки начали испражняться на мостовую, чем ужасно развеселили детей, еще не видевших скарков за этим деликатным занятием. Покончив с формальностями, вожак забрался в фургон, откуда послышался его голос — громкий, как будто он говорил с кем-то тугим на ухо.

Небо было ярко-голубое, совсем уже весеннее. С карнизов острыми кинжалами свешивались сосульки и таяли прямо на глазах, заливая двор капелью. Сестры подобрали животы, проклиная каждое лишнее печенье и ложку сливок с медом в горьком кофе и обещая себе исправиться. Лишь бы только гость оказался мужчиной. Пожалуйста, всеблагая Лурлина, пусть он будет мужчиной!

Но вот вожак вылез, протянул руку и помог спуститься скрюченной старухе в унылом темном платье и чепчике, жутко устаревшем даже для провинции.

Сестры сразу поскучнели. Только Эльфаба перегнулась через перила, рассекая воздух орлиным носом и острым подбородком и по-звериному принюхиваясь. Посетительница повернулась, и солнце осветило ее лицо.

— Не может быть! — выдохнула Эльфаба. — Это же моя старая няня!

И, выбежав с балкона и слетев по лестнице, она заключила старуху в объятия.

— Надо же, — ехидно усмехнулась Четвертая, глядя, как Эльфаба чуть не плачет от радости. — Вы только посмотрите на нее. Человеческие чувства. Вот уж не думала, что она на них способна!

Проводник каравана не захотел остаться на обед, зато няня, выгрузив свои сумки и чемоданы, явно не собиралась ехать дальше. Ее поселили в пыльной комнатушке прямо под Эльфабиной комнатой, где няня по-старчески долго приводила себя в порядок. К тому времени, когда она предстала перед обществом, уже подали обед. На серебряном блюде лежала тощая курица, в которой остались одни жилы вместо мяса. Детей одели в лучшие наряды — им впервые разрешили присутствовать на торжественном обеде. Эльфаба ввела няню под руку в зал и посадила по правую руку от себя. Поскольку старуха приехала к ней, сестры великодушно отвели Эльфабе почетное место в конце стола напротив Саримы — место, которое всегда оставалось свободным в память о Фьеро. Впоследствии им не раз придется раскаяться в своей доброте, потому что теперь уже Эльфаба никому не уступит это место, но пока хозяйки замка были само гостеприимство и доброжелательность. Единственное, что омрачало обед (не считая того, что вместо молодого неженатого принца к ним приехала старая няня), было отсутствие Лира. Никто из детей не знал, где он пропадает.

Няня заметно подряхлела. Ее кожа огрубела и потрескалась, как сухое мыло, седые с желтизной волосы поредели, на руках выступили вены, толстые, как веревки вокруг доброго круга арджиканского козлиного сыра. С частыми паузами, чтобы собраться с мыслями и перевести свистящее дыхание, она рассказала, как в Изумрудном городе услышала от какого-то Крона, что ее воспитанница Эльфаба ухаживала за неким умирающим Тиббетом в расположенном неподалеку монастыре Святой Глинды. Родные уже долгие годы не слышали об Эльфабе, и няня решила ее разыскать. Сперва монтии упорно молчали, но няня выпытала из них, куда делась Эльфаба, и как только наступила весна, с очередным караваном поехала вслед. Так она здесь и оказалась.

— А что происходит в мире? — спросила Вторая. Пусть о своих родственниках болтают где-нибудь в другом месте.

— В каком смысле? — не поняла няня.

— Ну, в политике, в науке, в моде, в искусстве. Какие последние новости?

— А. Ну вот хотя бы наш Гудвин, великий и ужасный, Гудвин провозгласил себя императором. Слыхали?

Сестры дружно покачали головами.

— Зачем? — поморщилась Пятая. — И какой империей он собирается управлять?

— Разве он станет объяснять? Он ежегодно раздает новые титулы, вот и себя не обделил. Поговаривают, это попахивает будущими завоеваниями. Только что ему завоевывать, не пойму. Через пустыню, что ли, потащатся — в Квокс, Иксию или Флиан?

— Может, Гудвин планирует крепче взяться за земли, которые подчиняются ему лишь формально? — спросила Эльфаба, и в груди у нее все заныло, как растревоженная рана. — Например, за Винкус?

— В общем, никого не радуют происходящие перемены, — сказала няня. — Гудвин ввел обязательную воинскую повинность, и его штурмовиков скоро станет больше, чем солдат в королевской армии. Видно, заговоров против себя боится — не знаю. Да и откуда нам, старухам, такое знать?

Она простодушно подмигнула, приглашая Сариму с сестрами в свой старушечий клуб. Те сдержанно улыбнулись в ответ.

Утро следующего дня выдалось хмурым из-за дождя и затянувших небо бесформенных туч.

Ожидая, когда спустится няня и продолжит развлекать их новыми историями, Сарима с сестрами обсуждали новости о своей тетушке гостье.

— Эльфаба, — размышляла вслух Вторая. — Красивое имя. Откуда оно, интересно?

— Я, кажется, знаю, — сказала Пятая. Когда-то, впервые осознав, что замуж ей не выйти, она увлеклась религией. — Была такая святая Эль-Фааба с водопада. Я читала о ней в «Житиях». Манчунья-мистик, жившая то ли шесть, то ли семь веков назад. Она хотела провести жизнь в молитвах, но из-за удивительной красоты ее беспрестанно домогались все окрестные мужчины.

Сестры хором вздохнули.

— Чтобы сохранить свою невинность, она отправилась в путь, взяв с собой только Писание и одну веточку винограда. Хищные звери и похотливые мужчины угрожали ей, но Эль-Фааба неизменно избегала опасности. Наконец она пришла к водопаду, свергавшемуся с высокой скалы. «Здесь и будет мое жилище», — решила она, сняла одежду и прошла сквозь стену падающей воды. Там оказалась пещера, которую вода выточила в скале. Эль-Фааба села на камень, раскрыла Писание и стала читать. Иногда она съедала по виноградинке. Когда ягоды закончились, она вышла из грота. Оказалось, что минули столетия. На берегу реки выросла деревня; неподалеку виднелась мельничная плотина. Заметив вышедшую из водопада обнаженную деву, крестьяне в ужасе отпрянули. Они знали про пещеру. Там играли дети, встречались любовники, разбойники проворачивали свои темные дела: хоронили мертвецов и закапывали клады. Но никто никогда не видел этой красавицы. Стоило Эль-Фаабе раскрыть рот и заговорить на древнем наречии, как жители упали перед ней на колени. Она благословила стариков и детей, выслушала исповеди, исцелила больных, накормила голодных — в общем, сделала все, что полагается святой, после чего снова ушла в водопад с новой кистью винограда. Видимо, на этот раз кисть была побольше, потому что с тех пор никто деву не видел.