Маргит Сандему - Лихорадка в крови

— Я могла бы и не последовать за тобой в Швецию.

— И тогда нас ждали бы годы одиночества и безутешной тоски. Мы бы только отодвинули неизбежное и пережили много горя. Нет, любимая, все правильно. Мы с тобой предназначены друг другу. Это судьба, изменить которую мы не в силах.

— Я тоже так считаю.

— Пусть тебя не страшит будущее. — Слова Доминика, звеня дрожью передавались щеке Виллему. — Завтра утром мы с тобой найдем пастора и попросим его обвенчать нас.

— О, Доминик, — прошептала она, — ты думаешь, он согласится? Я выгляжу такой оборванкой!

— А что он сможет возразить? Пускай только попробует!

Она провела пальцем по его шее.

— Доминик, ты католик?

— Нет. Мать хотела, чтобы я принял католичество, но из этого ничего не получилось.

— И все-таки твоя вера окрашена ее религией, я не раз замечала это.

— Может быть. Мне нравится ее вера. Она более надежная и твердая, чем наша. Протестантизм слишком шаток, с него легче скатиться в атеизм.

— Ты так думаешь? — В вопросах религии Виллему всегда чувствовала себя неуверенно.

Он только крепче прижал ее к себе:

— Я знаю, что ты боишься церкви, Виллему. Это часть проклятия, лежащего на нашем роде. Но мою любовь оно не поколеблет.

— Спасибо. Хотя я не знаю, как к этому отнестись, считать ли милостью или наказанием.

Доминик засмеялся.

Внутри мельницы было темно. Правда, им было не до того: крепко обнявшись, они уснули. Пробудились они, когда в узкое окошко заглянуло солнце и осветило всю мельницу.

Запустение, темные балки, грязь, паутина и мышиный помет испугали Виллему и Доминика.

Они поспешили наружу. Сперва они нашли своих лошадей, потом искупались в журчащем по соседству ручье. Им хотелось смыть с себя пыль. Они по мере возможности привели в порядок платье друг друга, а солнце высушило их волосы.

Однако хорошая погода продержалась недолго. Постепенно небо затянулось, сначала легкими облачками, затем тяжелыми, черными тучами.

Пастор внимательно оглядел молодых людей, изучил внушающие доверие бумаги Доминика и с подозрением покосился на короткие волосы Виллему: они наводили на мысль о блуде, за который женщин брили наголо. Должно быть, это случилось довольно давно, подумал пастор, но что может быть общего между этим благородным офицером и подобной женщиной?

— Вы родственники? — спросил он, отметив про себя одинаковый цвет их глаз.

— Да, только очень дальние, — успокоил его Доминик. — Я вижу, вас смущают короткая стрижка моей жены, господин пастор. Но она не распутница. Просто, чтобы проехать через территорию врага, ей пришлось переодеться в мужское платье и остричь волосы. — Доминик задумчиво встряхнул свой кошелек. — Так вы согласны? Мы спешим.

Взгляд пастора проследил за жестом Доминика:

— Даже не знаю…

Первой нашлась Виллему:

— Мы не хотим затруднять пастора приведением в порядок церкви. Вы можете обвенчать нас у себя дома. Моему будущему мужу дорога каждая минута.

Наконец пастор уступил Виллему и Доминику и обвенчал их перед домашним алтарем, в присутствии пасторши и кучера. Виллему дрожащим голосом, торопливо ответила «да» на вопрос пастора. Ответ Доминика прозвучал по-мужски твердо и четко.

Исполненная серьезности, Виллему покинула пасторскую усадьбу со своим мужем, Домиником Линдом.

Теперь ее звали Виллему Линд дочь Калеба. А детей ее будут звать…

Детей? Нет, так далеко вперед она не загадывала! Эта мысль была отделена от нее барьером страха, тоски, которой она не могла дать выхода, и наложенным на них с Домиником табу.

Перед тем, как они сели на лошадей, Доминик обнял Виллему и они долго стояли молча, погруженные в свой мир. По лицу Виллему бежали слезы, Доминик не вытирал их. Он знал, что она плачет от счастья и что в это мгновение ни один из них не думает о будущем, о своих близких, о Тенгеле Злом и его проклятии.

На следующее утро они были уже в гавани Хальмстада.

А задержанная норвежская шхуна?

Да, она была у причала. Ее пассажиров содержали на борту в качестве пленников.

Увидев издали шхуну, Виллему побледнела.

— Это она, Доминик. Я должна была плыть на ней из Копенгагена. Господи, только бы все наши были живы и здоровы! Доминик, милый, мне так страшно!

У него тоже было тревожно на душе. Держась за руки, они шли по набережной по направлению к шхуне, возле которой стояла стража.

— Моих родителей здесь скорее всего нет, — сказал Доминик. — Они шведы, их наверняка освободили, и теперь они держат путь в Стокгольм.

Но он ошибся. Стража сообщила им, что Микаел и Анетта до сих пор находятся на борту. Причину их задержания Доминик с Виллему так и не поняли.

Поскольку Доминик был королевским курьером, их пропустили на шхуну, где скопилось и много других норвежских пассажиров, не имевших отношения к Людям Льда. Условия на борту были довольно суровые, а со временем обещали стать еще труднее. Пассажирам угрожали голод, грязь и болезни.

Вооруженный страж с кислой миной проводил Доминика и Виллему на верхнюю палубу, где была вся семья. Потом он отошел в сторонку, но так, чтобы держать их под надзором.

При появлении Виллему и Доминика родные взволновались. Они не верили своим глазам.

Виллему быстро убедилась, что здесь собрались все: старый Бранд, усталый, но с гордо поднятой головой, Андреас, Эли и их сын Никлас из Линде-аллее; Маттиас, Хильда и Ирмелин из Гростенсхольма; ее собственные родители и родители Доминика.

Слава Богу, подумала она.

— Что ты тут делаешь, Виллему? — воскликнула Габриэлла. — Ведь ты должна быть сейчас у бабушки!

— Я туда не поехала, — ответила Виллему. — Вместо этого я последовала за Домиником.

— Она спасла мне жизнь! — поспешно вмешался Доминик, чтобы предупредить возмущение, уже было мелькнувшее в их глазах. — А что случилось с вами?

За всех ответил старик Бранд:

— Благодаря Микаелу и Анетте, которые оказались на борту вместе с нами, нас содержат более или менее сносно. Стража побаивается твоих родителей, Доминик, подозревая, что они пользуются большим влиянием. А вообще-то солдаты в гавани плохо обращаются с иностранцами.

Он благодарно взглянул на Микаела и Анетту. И началась долгая церемония приветствий.

— Как я рад снова видеть тебя, дитя мое, — сказал Калеб Виллему. — Откуда вы сюда приехали?

Доминик глубоко вздохнул:

— Нам нужно сообщить вам одну новость. Мы с Виллему обвенчались. Теперь она моя жена.

Воцарилось напряженное молчание.

— Обвенчались? — выдавил наконец Никлас. — Вы все слышали? Они обвенчались! Значит, и мы с Ирмелин имеем право пожениться! Теперь никто не сможет помешать нам!

Ирмелин уже стояла рядом с Никласом, держа его за руку. Они как бы образовали единый фронт против всех.