Маргит Сандему - Лихорадка в крови

— Доминик и Виллему не имели права жениться, — с трудом выговорил Андреас.

— Что ты наделала, Виллему! — всхлипнула Габриэлла.

— Как ты мог, Доминик, ведь ты знаешь, чем это чревато! — сказал Микаел.

— Это было неизбежно, отец, — тихо сказал Доминик. — Возможно, несколько лет мы бы еще и прожили друг без друга. Но рано или поздно нам суждено было соединиться.

Габриэлла кивнула: она давно знала, что это вопрос времени.

— А если у вас будет ребенок? — в отчаянии воскликнул Маттиас.

Боровшаяся со слезами Виллему слабо улыбнулась:

— Мы постараемся, чтобы все кончилось благополучно.

— Теперь вам ясно? — взволнованно вступил в разговор Никлас. — Ясно, что мы с Ирмелин тоже должны пожениться?

— Вам мало одного несчастья? — возразила Хильда.

Виллему вдруг почувствовала себя взрослой и мудрой:

— Тетя Хильда, — сказала она, — только одна из нас умрет родами. Вторая даст жизнь здоровому ребенку. Помните, печатью Людей Льда бывает отмечено лишь одно дитя из поколения.

— Верно, — подхватила Ирмелин.

— Прежде, чем мы продолжим нашу беседу, — вмешался Доминик, — мне нужно кое-что обсудить с вами. Я должен немедленно вернуться в армию короля, которая стоит в Сконе. Я хочу отправить Виллему с вами, вверив ее заботам Никласа и Маттиаса. Они скорее других сумеют помочь ей, если наша любовь будет иметь тяжкие последствия…

— А разве ей не лучше поехать с нами в Стокгольм? — спросил Микаел.

— Только не сейчас, — ответил Доминик. — Я вернусь не раньше, чем кончится война, и Виллему лучше быть поближе к тайным средствам врачевания, которые ведомы Людям Льда.

Все помолчали, думая об одном и том же.

— Я помню, — тихо продолжал Доминик, — Тенгель со всеми своими познаниями не сумел помочь Сунниве, когда она рожала Колгрима. Но мы предупреждены об опасности и нам известно, что может случиться. К тому же медицина с тех пор тоже шагнула вперед.

Маттиас кивнул.

— Вы тут мечтаете о возвращении в Норвегию или в Стокгольм, а я боюсь, мы так и останемся в Хальмстаде до конца войны, — устало заметила Габриэлла.

— Уладить это я беру на себя, — твердо пообещал Доминик. — Не зря же я верой и правдой служил королю курьером. Не беспокойтесь.

Сидя вдоль борта на бочках и ящиках, родные с надеждой и отчаянием смотрели на него.

Никлас по-прежнему сжимал руку Ирмелин.

— Нам нужен пастор, — сказал он. — Теперь мы с Ирмелин уже не отступим. Раньше меня останавливал лишь страх за ее жизнь, но если Доминик с Виллему осмелились на такой шаг, мы тоже осмелимся.

— Конечно, — поддержала его Ирмелин. — Я сама распоряжаюсь своей жизнью. А жизнь без Никласа для меня бессмысленна.

Все повернулись к старому Бранду, словно ждали от него последнего слова. Он тяжело вздохнул:

— Вы хотите, чтобы я решал за других, а ведь я никогда к этому не стремился.

— Мы все это знаем, отец, — сказал Андреас. — Но ты старший в роду. По крайней мере, среди присутствующих.

Бранд снова вздохнул:

— Я был там в ту ночь, когда умерла Суннива. Мы с братьями, Тарье и Трондом, ночевали в Линде-аллее, и к нам в комнату явился наш дед Тенгель. Он даже не заикнулся ни о Сунниве, ни о народившемся Колгриме. Он только обнял нас. И заплакал. Он сказал, что мы всегда должны помнить, как он нас любит. Больше мы его не видели. Он ушел к себе, а наутро мы обнаружили его и бабушку Силье мертвыми в их огромной постели. — Бранд поднял глаза: — И вы хотите, чтобы теперь я обрек одну из вас на судьбу Суннивы? Обрек весь род на новое горе?

— Дядя Бранд, я вас умоляю, — решительно молвила Ирмелин.

Бранд грустно улыбнулся ей:

— Что может устоять перед любовью?

— Спасибо, дедушка! — Никлас схватил его руку.

— Спасибо, дядя Бранд, — сказала Ирмелин. Никто не мог выговорить ни слова. Наконец Анетта подошла к Виллему:

— Добро пожаловать в нашу семью, милое дитя, — растроганно сказала она. — Ты жена моего сына! И я желаю вам счастья!

Виллему была поражена. Она всегда считала, что Анетта будет враждебно настроена к своей невестке, кто бы она ни была. Тем более, что мать прочила в жены единственному сыну не такую дикарку, как Виллему. Однако теперь Анетта не возражала, и слова ее казались вполне искренними.

Когда отзвучали последние поздравления и все пообещали помочь молодым женам, если заявит о себе проклятие Тенгеля, Эли неожиданно воскликнула:

— Смотрите, на борт поднимаются солдаты!

— К нам пожаловал сам комендант Хальмстада, — сказал, присмотревшись, Микаел. — Молитесь, пока не поздно!

К Людям Льда приблизилась небольшая группа военных. Комендант отдал Доминику честь:

— Я слышал, вы курьер Его Величества, сударь. Это так?

— Да, господин комендант. Я направляюсь на юг, чтобы в Сконе присоединиться к армии короля.

— Прекрасно! Отправляйтесь немедленно! Как нам стало известно, через Бохуслен идет из Норвегии Гюльденлёве. А фон Плеен готов ударить чуть южнее. У каждого из них большое войско. Спешите, сударь, время не терпит!

— Я сейчас же поеду и передам ваше известие. Но объясните мне, почему вы задержали эту шхуну?

— Она шла в Норвегию, то есть во вражескую страну.

— Для ее охраны нужны солдаты. Кормить пассажиров тоже недешево. А это все невинные люди, среди которых, между прочим, есть и мои родители, близкие к королевскому двору в Стокгольме. Остальные — наши норвежские родственники, и я не знаю людей более мирных. Советую вам отпустить шхуну в Норвегию. Тогда в вашем распоряжении будет больше солдат на случай, если враг станет угрожать городу.

Комендант задумался.

— Ваше предложение очень разумно, — сказал он и крикнул страже: — Распорядитесь выпустить шхуну из гавани!

Все вздохнули с облегчением.

— У меня к вам еще одна просьба, — обратился Доминик к коменданту. — Вы хорошо знаете город, посодействуйте, пожалуйста, чтобы сюда срочно прислали пастора. Он нам необходим.

— Кто-нибудь умирает?

— Нет. Но больше я, к сожалению, не могу ничего сказать вам. Это частное дело, и его должны решить те, кого оно касается, вместе с пастором.

Он не хотел раскрывать, что речь идет о венчании молодой пары. Комендант мог придерживаться иного мнения о срочности дела.

Доминик позаботился также, чтобы его родителям была предоставлена карета, которая бы отвезла их в Стокгольм. Теперь, когда они уже миновали опасную территорию, где хозяйничали вольные стрелки, не было нужды ехать в Норвегию. Они находились в собственной стране и могли чувствовать себя в безопасности.

Наступила минута прощания. Микаел и Анетта покинули шхуну, как раз когда пришел пастор венчать Никласа и Ирмелин. У Доминика образовалось время, чтобы проститься с Виллему.

Прежняя Виллему бурно протестовала бы против такого решения. Новая вела себя с большим достоинством, по крайней мере у нее хватало мужества скрывать свои чувства. Только Доминик видел, чего ей стоило это самообладание.